Слепой стреляет без промаха - Андрей Воронин

Наверное, ты очень крутой.

– Нет! Нет! Это все не мое, это все брата. Это его квартира!

– Да что ты говоришь?! – заулыбался Глеб, показывая крепкие белые зубы. – А теперь давай мне деньги и ключи от машины.

– Машина внизу, во дворе.

– Синий БМВ – это твой?

– Да-да, синий… мой… моя тачка.

– Ключи?

– Они у моего водителя.

– У того, что в прихожей?

– Да, у него в кармане.

– Это хорошо. Деньги!

– Погоди, я дам тебе деньги…

Цыган поднялся со своего места. Глеб спрятал револьвер в кобуру.

Пошатывающейся походкой Цыган подошел к большому книжному шкафу, стал перед ним на колени и открыл его. Глеб увидел в середине черную дверь сейфа.

– Так ты хранишь деньги не в сберкассе, а дома?

– Понимаешь, мне нужна наличка, чтобы рассчитываться с людьми.

– Понимаю, понимаю. Ну, открывай же свой сейф. Цыган дрожащим пальцем принялся набирать цифры.

Затем повернул ручку, и дверь сейфа медленно отъехала в сторону.

– Смотри, смотри, сколько у меня денег! Бери их все, только не убивай…

Цыган вытащил одну толстую пачку и швырнул к ногам Глеба, затем вторую.

Глеб, казалось, не смотрит на Цыгана. Он стоял вполоборота.

– Сволочь! – вдруг пронзительно закричал Цыган, и в его руке появился черный револьвер.

Но Глеб видел отражение Цыгана в экране большого телевизора. Он сделал шаг в сторону, затем пригнулся, и прозвучал негромкий хлопок. Цыган упал на спину.

Его револьвер отлетел в сторону. Глеб мгновенно определил, что Цыган мертв – пуля попала прямо в сердце. Он подошел к сейфу и медленно переложил деньги в свою спортивную сумку. Затем вышел в коридор. Телохранитель без сознания сидел у радиатора. Его голова свесилась набок.

Глеб запустил руку в карман его куртки и извлек связку ключей. Затем приставил револьвер к виску небритого телохранителя и спокойно нажал на курок.

Ровно через полминуты Глеб Сиверов уже открывал дверь синего автомобиля.

Альфред Иннокентьевич Бортеневский всю ночь не ложился спать. Он ходил по своей огромной квартире в Лаврушинском переулке из одной комнаты в другую. Его жена сидела на диване в гостиной, поджав под себя ноги. Ее глаза были красны от слез. Бортеневский то и дело поглядывал на телефон. В квартире, кроме самого банкира и жены, находилось четверо телохранителей. Это были самые лучшие, самые преданные охранники из его банка. Двое из них сидели в прихожей, один – у двери на балкон, а еще один – в кухне. Они были вооружены.

В восемь утра вновь зазвонил телефон. По звонку Бортеневский догадался, что звонок междугородный. Он судорожно схватил трубку, прижал ее к уху.

– Алло, я слушаю!

– Так вот. Ты еще не решил? – раздался уже знакомый банкиру голос.

– Я согласен на все, согласен… Я подпишу все бумаги, все бумаги будут подписаны!

– Вот когда бумаги будут подписаны, тогда ты получишь свою дочь.

– Что с ней? – выкрикнул в трубку Бортеневский. – Она жива?

– Конечно, жива.

– Дайте ей трубку, я хочу слышать ее голос.

– Ты плохой отец, – раздался голос мужчины.

В его голосе не было и нотки сочувствия. Это была простая констатация факта.

– Дайте, дайте, я вас умоляю! – срываясь на крик, просил Бортеневский.

– Девочка спит. Она изрядно переволновалась и будить ее не стоит.

– Дайте, я вас прошу! – Бортеневский почти совсем не владел собой. – Очень прошу, заклинаю!

Его жена вскочила с дивана и подошла.

– Что?! Что они говорят?! Скажи!

Бортеневский пожал плечами и поднял указательный палец, предупреждая жену, чтобы она молчала.

– И еще послушай, – раздался тот же спокойный и уверенный голос, – только не вздумай обращаться в милицию. Я предупреждаю. Иначе ты никогда не увидишь своего ребенка, не увидишь целиком.

– Хватит меня пугать! – истерично завопил Бортеневский. – Дайте ей трубку, я хочу услышать ее голос!

Несколько мгновений царила тишина. Затем послышался детский плач, тонкий, пронзительный голосок.

– Доченька, это ты? – закричал в трубку Бортеневский.

– Подожди, сейчас ты услышишь ее голос, – сказал мужчина.

И действительно, через несколько секунд в трубке послышалось прерывистое дыхание:

– Папочка, папа, забери меня отсюда!

– Доченька, доченька, как ты себя чувствуешь?

– Папочка, забери меня! Мне здесь очень плохо, они забрали меня у бабушки, забрали…

– Доченька, не бойся, все будет хорошо, я тебя заберу… Жена вырвала у Бортеневского трубку и громко закричала:

– Доченька! Родная моя… родная…

– Все. Разговор закончен. Послезавтра должны быть подписаны все бумаги.

Скажи своему мужу. Ясно тебе? – в трубке раздались гудки.

А жена банкира так и осталась стоять у стола. По ее щекам бежали крупные слезы, губы дрожали. Она как-то истерично вскрикнула и со злостью швырнула трубку на стол.

Один из телохранителей заглянул в комнату.

– Все в порядке? – осведомился он.

– Пошел вон! – закричал Бортеневский, Мужчина в белой рубашке с револьвером под мышкой виновато кивнул и покинул комнату.

Бортеневский устало опустился в кресло. Судорожно дыша, он несколько минут пытался прикурить сигарету. Но зажигалка все время выскальзывала из дрожащих пальцев.

Наконец Бортеневский смог зажечь сигарету и жадно затянулся.

– Это сумасшествие. Наверное, я не доживу до завтрашнего дня, у меня страшно болит сердце.

Он бросился к комоду и принялся рыться в верхнем ящике. Он выбрасывал наверх бутылочки, яркие коробочки с лекарствами. Наконец нашел таблетки.

Дрожащими руками он разорвал упаковку и бросил сразу две таблетки в рот.

– Тебе плохо? – участливо спросила жена, но по ее виду нетрудно было догадаться, что и она нуждается в помощи.

Ее тонкие пальцы дрожали, а лицо судорожно дергалось. Казалось, она вот-вот разрыдается, рухнет на пол и будет биться в истерике.

– Все хорошо, все будет хорошо. Не волнуйся. У меня много денег, я все улажу.

– Да к черту твои деньги! – закричала молодая женщина. – К черту! К черту!