Взгляни в лицо любви - Морин Чайлд

– Мне больно.

На самом деле она не ощущала никакой боли, зато он сразу ее отпустил.

– Дженна…

– Странно, что кого-то нужно подкупать. Я уверена, горничные привыкли видеть в твоей каюте голых женщин.

– В мою каюту без моей санкции никто доступа не имеет. – И Ник торопливо добавил: – Я не об этом случае. И надеюсь, взятка была большой, ведь она стоила горничной работы.

Дженна отвернулась, чтобы закрыть молнию на чемодане:

– Прекрасно. Уволить горничную за то, что ты просто самец.

– Прости?

Дженна выпрямилась, скрестила руки на груди и притопнула каблуком:

– Все на корабле знают, что ты бабник, Ник. Возможно, желание какой-то женщины попасть в твою каюту не очень удивило горничную, поскольку она полагала, ты сам этого хотел.

– Моя личная жизнь – это мое дело.

– Ты совершенно прав, – Дженна взялась за ручку чемодана и стащила его с кровати. Даже не поинтересовалась, не забыла ли чего. Она и секунды здесь больше не останется. Надо как можно скорее уйти от Ника. Покинуть судно. И вернуться в мир, который имеет смысл. Который ей нравится и который ей нужен.

– И я ничего не обязан тебе объяснять, – зачем-то добавил он.

– Ага, не должен. Только ты не должен увольнять горничную лишь потому, что она-то уверена, что здесь это дело обычное. Но поступай как хочешь, Ник. Как всегда делал. Вини прислугу. Ту, которая с трудом зарабатывает на жизнь. Уволь ее. И будешь лучше себя чувствовать. Только не жди, что я останусь за всем этим наблюдать.

– Черт возьми, Дженна, я тебя не пущу, – он придвинулся к ней, и она ощутила исходивший от него жар. – Я хочу все знать о моих сыновьях. Я хочу поговорить о том, что нам теперь делать.

Крепко вцепившись в ручку чемодана, Дженна откинула волосы за плечи и тихо сказала:

– Сейчас нам надо каждому вернуться в свою жизнь. Чтобы установить размер детского пособия, свяжись с юристом. Обещаю посылать тебе фотографии мальчиков. И вообще буду держать в курсе, что с ними происходит.

– Этого мало, – пробормотал он.

– Достаточно, поскольку это все, что я могу тебе предложить, – она прошла мимо него в гостиную, где на диване лежала ее сумочка. Но остановилась в дверях, чтобы в последний раз взглянуть на Ника.

Проникавшее сквозь ряд окон солнце осветило его темные волосы, однако глаза оказались затенены, и она не поняла их выражения. В теле ощущалось напряжение.

У нее заныло сердце.

Но она научится жить с разочарованием.

– Прощай, Ник.

Дженна ушла.

Значит, рыжая. А уволить горничную он не может.

Как противно, что Дженна права, но, действительно, как он может уволить служащую, если все на корабле знают, что у него в каюте бывают и остаются женщины? Вместо увольнения он приказал Терезе перевести горничную на самую нижнюю палубу и объяснить ей – если она еще хоть раз возьмет взятку от кого-то из гостей, то будет уволена к чертовой матери.

Сидя в своем кабинете, он так развернул кресло, чтобы его взору открылся морской простор. Но он не видел, как блистают на водной поверхности остатки предвечернего света. Он не замечал красок заката. Он видел только Дженну. Мысленно. Видел, как она стоит в дверях спальни с чемоданом в руке, с разочарованием и сожалением на лице.

С чего это она в нем разочаровалась? И не все ли ему равно, что она о нем думает? Он же и собирался сначала затащить ее в постель, а затем выставить вон. Хороший план. И хорошо исполнен. Вполне можно быть довольным. А вместо этого он все время спрашивает себя, какого лешего Дженна валяет дурака из-за рыжей дуры.

Защищает свою территорию?

В самом деле им интересуется?

Потом он опять посмотрел на листок бумаги, который держал в руке. Факс из лаборатории Сан-Педро был предельно ясен.

Его ДНК полностью совпадала с ДНК двойняшек Дженны.

Ник Фалько – отец.

Он был и горд и напуган.

– У меня двое сыновей, – сказал он вслух.

Ему необходимо было услышать, как это звучит. Он удивленно помотал головой. В груди у него стеснилось, и стало трудно дышать.

Он – отец.

У него семья.

Двое крошечных мальчиков, которые даже не подозревали о его существовании. Только на свет появились благодаря ему. Вскочив с кресла, он подошел к широкому окну, отделявшему его от океана.

Упираясь ладонями в прохладное стекло, он бормотал еле слышно:

– Вопрос в том, как теперь быть. Как справиться с ситуацией?

Дженна ушла в уверенности, что его надо держать на расстоянии. Дело с ним она хотела иметь только через адвоката. Он смотрел на море, хмурился и чувствовал, что не может справиться с обидой, смущением и гордостью. В конце концов, он не привык к таким эмоциям!

Он всегда держался на некотором расстоянии от людей. Ему нравилось, что никто не может подойти к нему слишком близко. Ему так удобнее. А теперь все изменилось. Должно измениться.

Дженна думает, что знает его. Считает, он должен оставаться посторонним человеком для своих сыновей. Надеется, он согласится на жизнь в стороне от нее, Джейкоба и Купера. Ей кажется, его устроит роль набитого бумажника для ее мальчиков.

– Ошибаешься, – проворчал он и сжал руку в кулак. – Я могу ничего не знать об искусстве отцовства, но эти мальчишки – мои. И будь я проклят, если позволю кому-нибудь отстранить меня от них.

Он повернулся и нажал кнопку связи:

– Тереза.

– Да, босс?

Он сложил отчет о ДНК-тесте, засунул его в нагрудный карман рубашки и сказал:

– Позвони в аэропорт. Найми частный самолет. Я возвращаюсь в Калифорнию.

Дженне уже казалось, что она никогда не уезжала из дома. По дороге из аэропорта она заехала к Мэкси и забрала малышей. Ей без них было уже невмоготу. Дома она уложила детей и распаковала вещи. К этому моменту ей почти удалось убедить себя, что никакого, даже короткого, путешествия не было. Она не спала опять с Ником. Она не оставляла его в спальне с той рыжей.

Боль пряталась глубоко-глубоко, там, куда ее затолкали. И круиз, и Ник остались по ту сторону забора. Дженна вернулась к себе.

Уже через несколько часов она проснулась. Двойняшкам не было дела до того, что мамочке так и не удалось поспать прошлой ночью, они завтракают в шесть утра. И вот она сидит на полу маленькой гостиной и работает, не забывая поглядывать на мальчиков.

– Я скучала без вас, парни, – сказала она детям, сидевшим на специальных пружинящих креслицах. От любого их движения сиденьица качались вверх и вниз. Обоим это очень нравилось, каждый улыбался во весь беззубый рот.