Изобретатель смерти - Алексей Макеев

– Так вот почему я о тебе давно не слышал – ты теперь замужняя женщина и мать семейства.

– И даже наколки все свела, хоть и жалко было – красивые же были! – вздохнула она. – Теперь вот хожу и шрамы после них убираю.

– Ладно, Тома, может быть, ты и права, что мне одному сейчас трудно будет, – согласился Лев.

– Слава тебе господи! Дошло! – Она поднялась и пошла к своим пакетам. – Сейчас я тебя кормить буду. Специально из дома взяла, чтобы тут не возиться и тебя не задерживать. А то будешь, как вчера, весь день не жравши по городу носиться! Так и в голодный обморок грохнуться недолго. Так, где у тебя кухня?

– Следили за мной, значит, – хмыкнул Гуров. – А я и не засек.

– Не следили, а охраняли! – веско бросила она. – Так не дураков же за тобой поставили!

– То есть того, что меня люди Мирзоева охраняют, вам мало показалось?

– Гуров! Ты с годами поглупел или это от усталости у тебя? – язвительно спросила Тома. – В Москве всякой швали развелось столько, что, по-хорошему, ее давно пора бы почистить. Нарвался бы ты на банду отморозков типа националистов, ну, и чем бы тебе тут «черные» помогли? Они бы и тебя не спасли, и сами под раздачу попали.

Возразить Льву было нечего – швали в столице действительно хватало. Он показал ей, что и где у него находится, она быстро во всем разобралась, потом открыла холодильник, посмотрела и решительно сказала:

– Я бы твоей жене руки с корнем вырвала – все равно не оттуда растут. Ну, куда тебе с больным желудком этот силос?

– У меня поджелудочная, – поправил ее Лев и объяснил: – Это Мария для себя держит.

– Все равно кулема! – махнула она рукой.

Перетащив пакеты в кухню, Тамара достала из одного из них термосы и выложила на тарелку что-то белое и очень вкусно пахнущее.

– Творожная запеканка, – сказала она. – Ешь, пока теплая. У Ванечки моего тоже болячек не сосчитать, так что я всю эту премудрость освоила.

Гуров неплохо знал Кинг-Конга, мужика ростом за два метра, соответствующей комплекции, неимоверной силы, чье лицо, казалось, топором вырубали, вот за такую внешность он в свое время и получил свою кличку. И когда Тамара называла его Ванечкой, Льву стоило большого труда не улыбаться. Запеканка была необыкновенно вкусной, и Гуров пошутил:

– Ну вот! Зарезать меня у ваших не получилось, застрелить – тоже, так вы меня отравить решили!

– Ешь, балабол! – отмахнулась Тома. – Да сделай я такое, меня, несмотря на былые заслуги, мигом бы «на перо» поставили!

– Неужели? – удивился он. – И за что же?

– Гуров! – глядя на него как на несмышленыша, начала объяснять она. – Серьезные люди считают, что если уж попадаться, то лучше тебе, чем другому. Ты, по крайней мере, лишнего не навешаешь и разберешься по справедливости. Да и слово свое всегда держишь. Таких, как ты, теперь, считай, уже и не осталось!

Их разговор прервал звонок домофона, и Лев пошел открывать – это был Степан. Когда парень вошел в кухню, разбиравшая там холодильник и беспощадно выбрасывавшая все, что считала вредным, Тамара окинула его критическим взглядом и спросила:

– А это что еще за фраер?

– Мамаша! – восхитился с ходу просчитавший ее Савельев.

– Я тебя, сынок, сейчас так по-родственному ласково вдоль хребтины приложу, что ты у меня зубоскалить вмиг разучишься! – не предвещавшим ничего хорошего тоном предупредила его она.

– Это, Степа, Тамара Ильинична Ионова, она же в прошлом Тома Шах-и-Мат, потому что родом из Шахтинска, а разговаривать по молодости предпочитала исключительно матом, отсюда и кличка, – представил ее Гуров. – Четыре ходки за плечами, еще с малолетки начинала, и все за разбой. Так что ты, Степа, будь с ней поосторожней – она таких, как ты, двумя пальцами в узел завязывает. А это, Тома, Степан… – продолжил он, но тот, раскинув руки, уже радостно и с готовностью шагнул к ней со словами:

– Мадам! Я весь ваш!

– Да ну вас к черту! Сами разбирайтесь! – махнул рукой Лев и пошел в спальню, чтобы закончить с вещами жены.

Он окончательно собрал сумку, переоделся сам и, достав из сейфа два прослушивающих устройства, одно из них включив, положил в карман, а второе – в борсетку. Потом вынес сумку в коридор и, хотя время у них в запасе еще было, пошел в кухню за Степаном. И картину он там застал трогательную до слез: Тамара сидела, горестно подперев щеку рукой, а Степан сидел напротив нее, и вид у него тоже был довольно печальный.

– Ох, как Ваську-то жалко! – говорила Тома. – А я ведь и не знала, что его уже нет! Думала, живет он в своей Астрахани, а он помер давно, царствие ему небесное! – Она перекрестилась. – Счастье твое, Степка, что ты к нему в руки попал! Он человек был добрый и душевный! Пожалел он тебя! А другой бы на его месте тебя в наших делах так закружил, что сидеть тебе – не пересидеть! Помянуть бы его надо!

– Я за рулем, Тома, да и времени сейчас нет, – отказался Степан.

– Ничего! Не в последний раз видимся! Еще посидим, повспоминаем Ваську, – сказала она, а потом повернулась к Гурову и укоризненно произнесла: – Что ж ты не сказал, что Степка Шургану вроде приемного сына был?

– Вы сами разобрались? Разобрались! Вот и хорошо! Пошли, Степан! – позвал Лев.

– Э, нет! Погоди! – остановила его Тамара и выставила на стол полиэтиленовый пакет. – Степка, смотри! Это ложка и вилка. Это минералка и пробка к ней, а чем открыть, найдешь. В этом термосе – первое, в этом – второе, хлеб – в салфетке, сухарики для супчика – в пакетике, а в этом термосе заварен шиповник с курагой. На два раза Гурову перекусить хватит, а вечером уже основательно поест. Предупреждаю! Хоть ты Шургану и за сына был, но, только если Гуров чего не съест, быть тебе битым. Ты меня понял?

– Тома, ты во мне не сомневайся! Я за всем прослежу, и Лев Иванович все съест, – заверил ее Савельев. – Он нам живым и здоровым нужен.

– Тамара! Ну чего я буду народ смешить? – возмутился Гуров. – Где я с этими термосами устраиваться буду?

– А хоть в машине! – категорично заявила она. – Достал термос, открыл, поел, закрыл. И вообще, мы с тобой это уже обсуждали! Девять дней будешь жить так, как я скажу, а потом что хочешь, то и делай!

Поняв, что спорить бесполезно, Лев махнул рукой, Степан взял пакет, а в коридоре еще и сумку, и они вышли из квартиры. В лифте Гуров сказал ему:

– Степа, расклад такой. Тамара и Зубр знакомы с молодости, и ее ко мне прислал именно он. Он сильно погорячился со своим ультиматумом, но ходу назад у него нет. Я о нем много слышал, но и он обо мне – тоже. Цену он мне знает и понимает, что преступника я найду, поэтому кроме кавказцев за нами еще и «родные» уголовники ездят. Якобы для охраны, но, думаю, на самом деле, чтобы перехватить преступника, когда я на него выйду. Зубру совсем не надо, чтобы тот попал в руки полиции, он хочет сам с ним рассчитаться. Сегодня Тамара, может быть, еще не успела на меня «жучок» навесить – во-первых, не осмотрелась еще, а во-вторых, какой смысл, если мы к Зубренку едем? Но вот потом нам обоим надо соблюдать осторожность. Нам их разборки ни к чему! Нам надо преступника всей стране предъявить, чтобы людей успокоить, а не только уголовников всех мастей. У меня с собой «антипрослушка», которую я еще дома включил, и детектор на «жучки». Так что и ты с ними не расставайся и будь с Томой поосторожнее. Вот такие дела!