Первый субботник - Владимир Сорокин

– Замечательно, – покачала головой Вероника, а Вася еще больше покраснел, опустив голову. – Так где же ваш телескоп?

– В пизде… – потупясь пробормотал Вася и, подняв голову, добавил: – Знаете, я лучше вечером покажу, когда стемнеет. А то сейчас все равно ничего не увидим…

Владимир примирительно шлепнул рукой по колену:

– Ну ладно. Только, как стемнеет, мы уж тебя попросим показать свое изобретение. А не покажешь – заебем, замучаем, как Полпот Кампучию!

Все, в том числе и Вася, засмеялись.

Нина Ивановна решительно встала:

– Вот что, давайте-ка чайку попьем. У меня пирог с яблоками есть, печенье домашнее…

Она быстро пошла на кухню и загремела посудой.

Владимир смотрел на Веронику усталыми благодарными глазами.

Заходящее солнце посверкивало в зеленоватой воде аквариума…

Вероника осторожно поставила пустую чашку на блюдце:

– Чай у вас, Нина Ивановна, прямо какой-то необыкновенный…

Нина Ивановна тепло улыбнулась:

– Да. Чай особенный. Это нам моя сестра из Грузии присылает. У нее муж – потомственный чаевод. Он на вкус любой сорт назовет. А то еще скажет – пересушен или нет.

– Здорово, – покачала головой Вероника.

Солнце уже зашло, перестав играть в толстом стекле аквариума.

Слабый полумрак наполнил комнату.

– Вероника, возьмите еще пирога, – предложила Нина Ивановна.

– Ну что вы, я уже съела два куска. Спасибо.

– Пирог чудесный, мама, – Владимир коснулся пальцами морщинистой материнской руки.

– Спасибо… – тихо вздохнула Нина Ивановна.

– Наша мама вообще прекрасно готовит, – проговорил осмелевший Вася, шумно прихлебывая чай.

– Ладно хвастаться-то, – усмехнулась Нина Ивановна. – Ты смотри на брюки не пролей…

– Да чего я, маленький что ли…

Вероника посмотрела на небольшую фотографию, висящую над письменным столом.

Нина Ивановна, заметив, тихо проговорила, помешивая чай:

– А это мой покойный муж. Виктор Сергеич.

И помолчав, добавила:

– Он под Севастополем погиб.

Вероника кивнула, посмотрела на Владимира. Он ответил сосредоточенным, спокойным взглядом.

Вася посмотрел в окно, за которым быстро темнело:

– Вот сейчас уже луну видно. Хотите посмотреть?

– Хотим, хотим, – кивнул Владимир, – тащи свою хуевину…

Вася быстро вскочил, громко отодвинув стул, и выбежал.

Вздохнув, Нина Ивановна подперла щеку пухлой рукой:

– Прямо Самоделкин растет. В кладовке мастерскую себе оборудовал, целыми вечерами там сидит. Приемник сам собрал, теперь вот – телескоп…

Владимир вытер губы салфеткой:

– В меня растет разъебай. Я в его возрасте тоже от техники охуевал до зеленой блевоты…

Вася вошел, неся телескоп. Подойдя к подоконнику, он поставил его и повернулся к сидящим:

– Идите сюда, сейчас посмотрим…

Вероника с Владимиром подошли.

Вася покрутил колесико настройки и кивнул:

– Смотрите…

Вероника склонилась к окуляру, посмотрела. Яркая, серебристая Луна была огромной и очень близкой. Правый край ее мутнел, исчезая в темноте.

– Ох, как здорово, – удивилась Вероника и взяла Владимира за руку. – Посмотри. Это замечательно.

Владимир приложил глаз к окуляру:

– Ух ты. Красавица какая… уссаться керосином…

Они долго рассматривали Луну, Вася, улыбаясь, стоял рядом, а Нина Ивановна мыла на кухне посуду, негромко напевая что-то красивым грудным голосом…

Владимир провожал Веронику совсем поздно – автобусы уже не ходили, на улицах было пусто и темно.

Они шли обнявшись, голова Вероники, сладко пахнущая рекой, прижалась к его плечу, шаги гулко раздавались в сырой городской темноте.

– Какой сегодня день, – тихо проговорила Вероника, – как сон…

– Почему? – шепотом спросил Владимир, обнимая ее сильнее.

– Не знаю… – улыбнулась она.

Они пересекли пустынную площадь с двумя яркими голубыми фонарями и свернули на улицу Вероники.

– У тебя такая хорошая мама, – сказала Вероника, поправляя волосы.

– Мамы наверно все хорошие, – засмеялся Владимир.

– И брат милый. С ним хорошо наверно поебаться до изжоги…

Владимир молча кивнул.

Они вошли в сквер, молодые липы сомкнулись над их головами.

В сквере было совсем темно и прохладно. Неразличимые листья слабо шелестели наверху.

Владимир остановился, обнял Веронику и быстро поцеловал в теплые мягкие губы.

Вздрогнув, она спрятала лицо в ладони, тесней прижалась к нему.

– Я люблю тебя, Ника… – пробормотал он в ее волосы, – люблю…

Она обняла его за шею и поцеловала в щеку.

Он снова отыскал ее теплые губы.

Поцелуй был долгим, листья тихо шелестели, слабый ветер трогал Вероникины волосы.

– Милый… – проговорила она, дрожащей рукой гладя щеку Владимира, – как с тобой хорошо… мне так никогда еще хорошо не было…

Он снова поцеловал ее.

Они медленно двинулись по аллее.

Вероника показала рукой в темноту:

– А вон и общежитие. Тетя Клава ворчать будет…

Они подошли к общежитию.

В окнах было темно, только стеклянная дверь подъезда светилась.

Владимир взял Вероникины руки:

– Когда я тебя увижу?

– Завтра, – поспешно выдохнула она и добавила, – завтра я пососу твою гнилую залупень… и мы поедем опять на косу… хорошо?

– Хорошо, – прошептал он, – я буду ждать…

Вероника мягко освободила руки, махнула ему и скрылась в подъезде.

Постояв немного, он повернулся и побежал по аллее.

Прохладный воздух охватил его, листья шевелились, проносясь над головой.

Владимир бежал, радуясь силе и ловкости своего тела, бежал, улыбаясь прохладной темноте, в которой уже начинал угадываться свет наступающего дня.

Валентина Викторовна распахнула стеклянную дверь кабинета:

– Костя! К тебе ученики пришли!

Сидящий за широким столом Константин Филиппыч приподнялся, надел очки:

– Пусть пройдут.