Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

В другом месте Иларион приписывает духовное прозрение Владимира благодатному озарению Святого Духа: «И тако ему в дни свои живущю и землю свою пасущу правдою, мужеством же и смыслом, [тогда] приде на него посещение Всевышнего — призре на него всемилостивое око благого Бога, и всиа разум в сердце его, яко разумети суету идольской лести и взыскати единаго Бога, сотворившаго всю тварь видимую и невидимую».

Допускает он и некоторое внешнее влияние, впрочем, лишь в качестве похвального примера для подражания: «Паче же слышал он всегда о благоверьней земле Греческой, христолюбивой и крепкой верою, како единого Бога в Троице чтут и поклоняются, како в них деются чудеса и знамения, како церкви люди исполнены, како вси грады благоверные, вси в молитвах предстоять, все служат Богу»; но духовная инициатива все равно остается за Владимиром: «И си слыша, возждела сердцем, возгоре духом, яко быти ему христианином и земли его».

Примерно в том же свете видится обращение Владимира Иакову Мниху, с той лишь разницей, что он ставит это событие в зависимость не от греческих, а от местных, киевских влияний: «Взыска [Владимир] спасения и прия о бабе своей Олзе, како шедши к Царюгороду, и приала бяше святое крещение, и пожи добре пред Богом, всеми добрыми делами укра-сившися и почи с миром о Христе Иисусе и в блазе вере… То все слышав князь Володимер о бабе своей Олзе… [и тогда] разгарашется Святым Духом сердце его, хотя святого крещения[42]. Видя же Бог хотение сердца его, провидя доброту его, и призри с небесе милостию своею и щедротами и в Троице славимый Бог Отец и Святый Дух на князя Володимера, испытал сердца и утробы, Бог праведен, вся преже ведый, и просвети сердце князю Рускыя земли Володимеру приати святое крещение».

Спустя еще три-четыре десятилетия мирские причины крещения Владимира начисто забываются, и преподобный Нестор в своем «Чтении о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» (80—90-е гг. XI в.) переносит все происшедшее с князем всецело в мистическую область: «Бысть бо рече князь в те годы, владевший всею землею Русскою, именем Владимир. Бе же муж правдив и милостив к нищим и сиротам, и ко вдовицам, елин [эллин, то есть язычник] же верою. Сему Бог послал некое откровение и створи быти ему хрестьяну, якоже древле Плакиде». Рассказав, как Бог открылся этому христианскому святому в видении[43], Нестор заключает: «Такоже и сему Владимеру явление Божие быти ему хрестьянину створи же».

Другая церковная традиция уподобляла обращение Владимира обращению апостола Павла после видения Господа по пути в Дамаск[44].

По своему литературному качеству писания древнерусских книжников XI в. выгодно отличаются от известия Повести временных лет — в них нет или почти нет наивности, аляповатой сказочности, бросающихся в глаза внутренних противоречий.

Однако было бы ошибкой преувеличивать их историческую значимость, находя в этих свидетельствах «драгоценный и подлинно-исторический материал, необходимый для объяснения происшедшего на Руси великого исторического переворота». Никакого исторического материала конечно же здесь нет (если понимать под таковым достоверные сведения, полученные из первых рук, либо в устной или письменной традиции), а есть напряженное умственное усилие незаурядных русских голов XI столетия, направленное на то, чтобы постигнуть и осмыслить важнейшую веху в истории Русской земли.

Реальность, однако, была совершенно другой.

В то время как Владимир в конце 70-х — первой половине 80-х гг. X в. возлагал на свою голову чужие венцы, византийский император Василий II был озабочен тем, как сохранить при себе свой собственный. За все первое десятилетие своего долгого царствования он поистине не знал ни одного спокойного дня, постоянно тревожимый то опасностью полного распада государства под давлением извне, то дерзкими покушениями знатных византийских родов на его императорскую власть. Больше всего на свете василевс нуждался в верных войсках, и эта нужда заставляла его внимательно следить за положением дел во «внешней Росии», где всегда было немало охотников послужить «греческому царю». Мы видели, что в 977 г. мятеж Варды Склира побудил Василия II обратиться за помощью к Ярополку, но тогда «вой» срочно понадобились самому киевскому князю, а его гибель в следующем году похоронила всякие надежды на быструю подмогу империи со стороны «росов».

В тот критический момент Василию удалось отвести беду, не прибегая к услугам иноземцев. В столицу был вызван опальный тезка Склира и его непримиримый враг — Варда Фока, племянник императора Никифора Фоки, до этого находившийся в ссылке на острове Хиос за то, что в последний год правления Иоанна Цимисхия поднял против него восстание. Варда Фока был побежден тогда Вардой Склиром, который возглавил правительственную армию. Мятежника постригли в монахи и отправили в изгнание. И вот теперь Фоке позволили сбросить схиму и вручили ему командование войсками, сохранившими верность Василию II.