Сладкий сон - Кейт Уолкер

– Разве я тебе запрещал? Одежда у тебя в руках.

Если он думал, что она отнимет одежду от тела, чтобы одеться, он глубоко заблуждается, подумала Марина. Она и так ужасно напортачила. Не хватало только стоять перед ним голой и пытаться побыстрее прикрыть наготу под его холодным, оценивающим взглядом.

К тому же Пьетро не хотел ждать, пока она оденется.

– Просто скажи мне, что это было.

Говорить правду она, конечно, не собиралась. У нее и так было чувство, что ее вывернули наизнанку и перебрали по косточкам. На Пьетро были только полузастегнутые брюки, но от этого ощущение собственной наготы не становилось менее острым. Из средств защиты у Марины остались только слова, и она использует их силу пополной.

– Марина… – угрожающе начал Пьетро.

– Прощание, – выпалила Марина. – Это был секс на прощание.

Пьетро сощурил тускло, как сталь, блестящие глаза.

– Мне это не нравится, – заметил он. – На самом деле ты не могла бы сказать ничего, что понравилось бы мне меньше, чем это.

– А ты хотел, чтобы я сказала: «Ты хотел меня, я хотела тебя»? Что ж, так и было. А теперь все кончено.

– Ничего не кончено.

Пьетро двинулся к ней с опасной, завораживающей грацией дикой кошки. Марина чувствовала его приближение всем телом, всей кожей, которую все сильнее пощипывало.

– Конечно, кончено. Ты вызвал меня сюда, чтобы я подписала бумаги на развод. Все было готово для расторжения нашего брака.

– А может, я передумал.

Неужели он не понял, какую боль причинил ей этими словами, как нож вонзившимися в ее исстрадавшееся сердце? Значит, только занявшись с ней сексом, он вспомнил, что все еще хочет ее? История повторялась сначала.

– Слишком поздно, – бросила Марина, но Пьетро медленно, тяжело покачал головой:

– Нет, не поздно. Мы еще не подписали документы и по-прежнему муж и жена. Нам некуда торопиться.

– Ты говоришь так, словно священное таинство брака ничего для тебя не значит! Я достаточно настрадалась, чтобы хотеть как можно скорее освободиться от тебя.

По лицу Пьетро Марина поняла, что сейчас он обвинит ее во лжи, и торопливо добавила, потому что не знала, какие еще аргументы привести в пользу того, что она действительно этого хочет:

– Все кончилось задолго до того, как я прилетела на Сицилию, даже до того, как ты прислал мне то письмо. Наш брак уже не спасти.

– Вот мы и пришли к этой теме. Надеюсь, ты не забыла, что это ты ушла от меня? Что ты сбежала, столкнувшись с трудностями?

– Я потеряла…

– Я знаю!

Пьетро раскинул руки, выражая свое отчаяние, горе – или признавая полное поражение. Он прошелся по комнате и остановился в каком-нибудь метре от Марины, но еще никогда такое маленькое расстояние не казалось ей таким огромным и непреодолимым. В голосе Пьетро не было ни капли тепла, когда он сказал:

– Ты потеряла ребенка. Я знаю это.

– От этого мне было не сбежать!

– Да. Но сбежать от меня ты могла. Что и сделала.

– Я была так несчастна! Мне хотелось…

– Тебе было одиноко, это понятно, но я-то что мог сделать? Ты не подпускала меня к себе, не давала даже прикоснуться к тебе.

– Я не хотела, чтобы ты был рядом со мной.

Марина боялась, что он снова соблазнит ее, отказавшись прислушиваться к ее страхам. Она хотела в одиночестве оплакать свою потерю, не показывая ему, насколько она несчастна, чтобы потом, на публике, справиться с собой и смело посмотреть в лицо Пьетро. Марина не могла заставить себя остаться с ним наедине: она знала, что теперь, когда нет ребенка, их ничто не связывает, не удерживает вместе, ей не перебросить мост через пропасть, пролегшую между ними.

– Значит… – начала Марина и резко замолчала, когда Пьетро зашевелился.

В три шага он покрыл расстояние до двери ванной и распахнул ее, потом коротко указал внутрь, приказывая Марине войти.

– Оденься, – грубо велел он. – Я не буду разговаривать с тобой, когда ты в таком виде. Не могу.

Марине удалось с достоинством пройти мимо Пьетро, но, едва за ней закрылась дверь, она без сил осела на пол. Несколько минут спустя она заставила себя собраться и начала поспешно одеваться. Однако перед ее глазами по-прежнему стояло мрачное, грозное лицо Пьетро. Нельзя было поддаваться страсти! С тем же успехом она могла просто разорвать на себе одежду и лечь на пол перед ним, умоляя его сделать с ней все, что он захочет. Сквозь эти здравые мысли пробивалось дикое желание, чтобы он снова овладел ею, вместо того чтобы так резко отвечать на ее попытку объясниться.

Может, именно потому, что он уже однажды посмеялся над ее страхами, во второй раз это оказалось еще больнее?

Неожиданно в Марине проснулись новые силы, о существовании которых она не подозревала. Развернувшись на пятках, она бросилась к двери. Она все скажет Пьетро, раз и навсегда прояснит все, что еще неясно…

Однако, взявшись за дверную ручку, она замерла. Дверь была не слишком толстая, но с замком, и ключ торчал с ее стороны – реальная, осязаемая защита от того ада, что ждал ее в другой комнате. Пьетро правильно сказал вчера про двери и замки в номерах отелей. Внезапно ей открылся новый смысл этих слов, и Марину затрясло.

Господи, неужели он действительно хотел прийти к ней, утешить ее, облегчить ее боль – и наткнулся на запертую дверь?

Сколько раз он пытался пробиться к ней? Сколько раз уходил ни с чем? И если его так часто отвергали, с какой стати ему бежать за своей бездушной женой, когда она ушла от него? Разве неразумнее остаться на месте и подождать, пока она вернется, когда будет в состоянии?

Марина решительно повернула ручку и вышла из ванной. Им с Пьетро давным-давно пора поговорить начистоту.

Пьетро стоял у окна на другом конце комнаты. Он неуклюже попытался прибраться, пока ее не было: поправил постель, накинул на нее покрывало, поднял подушки с пола. Он накинул, не застегивая, рубашку, уже не такую идеально свежую, как вчера, слегка помятую. Концы так и не застегнутого ремня болтались вдоль бедер. Велев ей одеться, он наверняка не подумал, что его собственная обнаженная грудь может отвлечь Марину от разговора.

Что ж, она постарается не отвлекаться, приложит все усилия. Она уже попадалась в эту ловушку, и теперь она стреляный воробей. Вот уж действительно, обжегшись на молоке, дуют на воду. Отныне Марина не пойдет на поводу у своих желаний, будет сохранять такое же ледяное спокойствие, какое присуще Пьетро, и ни за что не покажет неуверенности или страха. А если станет совсем тяжело, ей просто надо напомнить себе, почему она ушла от него. Это поможет укрепиться на позициях, не даст снова натворить глупостей – вроде той, что случилась всего несколько часов назад.