Конец таежной банды - Евгений Сухов

– Что изменится? – насмешливо поинтересовалась Анисья, застегнув кобуру с пистолетом. – Ничего не изменится и не может измениться. Если только к худшему. И вот что я тебе скажу – если не нравятся порядки здесь, то вы все можете собирать свои пожитки и валить отсюда.

– Мы не уйдем, это наша земля, земля наших предков, – зло огрызнулся шаман, распаляясь. – Это ты здесь чужая. Вы, русские, пришли и сразу стали устанавливать здесь свои порядки. Вашего здесь нет ничего. А ты никто. Ты не дочь бога Нум-торума – Казым-ими, непобедимая богатырша! Люди ошиблись! Ты обманула всех. Я знаю это.

– Я никого не обманывала, – процедила в ответ Анисья, едва сдерживая гнев, – я не говорила, что я дочь вашего бога. Твои люди меня так сами нарекли. Они видели, как зажила смертельная рана, и решили…

– Я знаю, в чем твой секрет, – прошипел Томыспаев с ненавистью, – да, я догадался…

– Что ты знаешь? – слегка опешила Анисья.

– Ты черная колдунья, – сообщил ей Томыспаев, – нашла своего тюла и вылечилась. А тот человек умер.

– А – а – а, да, конечно, – выдохнула с улыбкой Анисья, расслабляясь. – Так все и было.

– А кам всегда сильнее колдуна, – заверил Томыспаев со знанием дела. – Есть старая легенда. Когда-то давно колдун с камом соревновались на лошадях, кто кого перегонит, у кого силы больше по своему знанию. Они ровные. Колдун может превращаться в свинью и кам тоже может это делать. По воде ходят. Уже все умение свое они призвали, но кам переборол колдуна, куклами переборол, взял и посадил на лошадь кукол-эмегендер.

– Я с тобой бороться не хочу, – возразила Анисья, – только прошу, чтобы твои люди перестали тела убитых уродовать. Это нехорошо.

– Нет, – отрезал Томыспаев твердо, – ты ничего не понимаешь.

По его глазам Анисья поняла, что дальнейшие препирательства ни к чему не приведут. Старик будет стоять на своем до смерти. Подавляя злость, Анисья поднялась, сухо поблагодарила шамана за гостеприимство и пошла к крепости. Дома ее ждала Евдокия.

– Ну, как прошло? – поинтересовалась она.

– Никак, – махнула рукой Анисья, плюхнувшись на лавку, – я еле сдержалась, чтобы его не пристрелить. Упрямый, как козел.

– Он и есть старый козел, – фыркнула Евдокия, наливая себе из кувшина молока. – Если бы я пошла, то не сдержалась бы. Точно говорю, пристрелила бы…

– Из-за его бредней от нас многие из крестьян отвернутся, скажут: звери, живут там себе в лесу и шкуры с людей спускают, – буркнула Анисья, посмотрела в окно и добавила: – Пойду, пожалуй, на реку искупаюсь.

– Только не долго, – предупредила Евдокия, – не хотелось бы целый день в избе просидеть безвылазно.

– Я быстро, – пообещала Анисья.

Выскочив на крыльцо, она запрыгнула на коня и погнала его к воротам. Зазевавшийся было Емельян нагнал атаманшу лишь за крепостными стенами. Он замычал ей, показывая, что она не должна была так делать, но Анисья лишь с улыбкой отмахнулась, издала воинственный клич и направила Мрака по горной тропе. Ей хотелось отъехать подальше от лагеря, чтобы никто не мешал.

– Буду купаться, а ты должен будешь отвернуться, – сообщила она Емельяну.

Тот согласно кивнул, замычал, что-то изобразил руками, но она не разобрала и лишь засмеялась. День был просто отличным. Ярко светило солнце. Было тепло, и небо окончательно очистилось от туч впервые за неделю. Даже разговор с шаманом не испортил ее настроения. В одном Томыспаев действительно был прав: скоро все изменится, она и сама чувствовала это.

Сделав большой крюк, они снова выехали к реке через ущелье в совершенно глухом месте.

– Стой здесь, – велела она спустившемуся с лошади Емельяну, развернув его спиной к реке. Затем зашла ему за спину и стала раздеваться, время от времени оглядываясь на телохранителя. Парень даже не делал попыток подсматривать, стоял точно скала, неподвижно и уверенно.

– Не оглядывайся, – на всякий случай предупредила она и пошла к воде.

Несмотря на жаркий день, вода казалась ледяной. Однако Анисья холода не боялась, могла даже зимой пройтись по снегу босиком. Ступая по мягкому илу, вошла в воду, вздохнула и нырнула с головой. Холод заставил кровь в жилах бежать быстрее. Все тело покрылось мурашками. Вынырнув, она шумно выдохнула и вспенила воду руками. Во все стороны полетели брызги. Осматриваясь, она перевернулась на спину и поплыла так вдоль берега. Сумрачный лес смотрел на нее угрюмо из-под мохнатых еловых лап. В чаще куковала кукушка. Из камышей по берегу слышалось дружное кваканье. Лягушки также радовались вернувшемуся теплу. Чуть в стороне из воды выпрыгнул разноцветный хариус, видно, охотился на насекомых. Анисья еще раз нырнула, поплыла в другую сторону, а затем повернула к берегу. Вышла, торопливо накинула рубашку, содрогаясь от ветерка, который леденил мокрую кожу, повернулась и вскрикнула, оказавшись в объятиях Емельяна. На секунду Анисья потеряла дар речи, а потом гневно закричала, отталкивая его:

– Спятил, что ли, совсем! Пусти, дурак!

Емельян замычал что-то нечленораздельное и, не переставая ее тискать, стал неистово целовать шею, грудь, лицо, затем повалил на пружинивший под ногами наст из хвои, прошлогодней листвы и травы, рывком разорвал рубашку.

– Ну ладно, гад, – прошипела Анисья, ухватила его за пальцы на правой руке и вывернула так, что гигант ничего не смог сделать, а лишь закричал от боли. Попытался освободиться, но Анисья второй рукой ударила его в горло. Конечно, такому бугаю, объятому страстью, удары атаманши были что щекотка. Емельян легко мог добиться своего, однако он все-таки не желал ей зла, и боль помогла ему очнуться от наваждения. Дикое выражение на лице Емельяна сменилось ужасом от осознания содеянного. Зрачки глаз расширились, как от сильной боли. Он так давно любил Анисью, но никак не выказывал этого и вот так глупо сорвался, потерял голову, едва не натворил бог знает чего. Кто он, а кто она? Им никогда не быть вместе… Эти мысли за секунду пролетели в его сознании. Сердце сжалось от щемящей тоски, и Емельян попятился, красный как рак, виновато пряча глаза.

– Стой, – неожиданно остановила его Анисья, ухватив за руку.

Емельян с изумлением посмотрел на нее.

– Поцелуй меня, – велела она с улыбкой, наслаждаясь его глупым видом.

Емельян робко коснулся ее плеча, склонился, поцеловал в губы, и она жадно ответила, обняла и прижалась всем телом. Их ничего больше не разделяло.

Чухпелек Томыспаев стоял на скале и целился вниз, туда, где у выхода из ущелья резвилась атаманша со своим телохранителем. В глазах его светилась ненависть. Палец лег на спусковой крючок. В прицеле было довольное лицо Анисьи. Затем шаман передумал, опустил винтовку и выдохнул, выпуская из себя злость. Он легко мог бы убить их обоих, не сходя с места, но где-то в глубине души сидел страх, что девка действительно колдунья… Что, если она не умрет от его выстрела? Что, если раны будут затягиваться, и она обрушит на него всю свою волшебную силу. Лучше выждать. И тут лицо Чухпелека озарила кровожадная улыбка. Он понял, что можно использовать другого для грязной работы, причем необязательно посвящать этого человека в свои планы. Если атаманша окажется колдуньей, то она убьет исполнителя, если нет – то она умрет, но никто не будет винить в этом его. Томыспаев уже знал, кого выбрать для этой работы.