Восемь. Знак бесконечности - Ульяна Соболева

Ферни смотрел на экран компьютера, на то, как быстро Алекс открывал страницы, как лихорадочно говорил, у него даже пальцы подрагивали, а в пепельнице дымилось несколько окурков.

– Только Вера Бероева немного не вписалась в общую картину – она хорошая девочка из хорошей семьи, пусть с маленьким достатком, но все же. Он прокололся, понимаешь? Он почему-то здесь прокололся. Если бы Вера и Анита не учились в одной школе и не жили в одном районе, мы бы даже не узнали об этом, не стали бы сравнивать. ОН почему-то убил с интервалом меньше месяца, сорвался или почуял опасность.

– УБИЛ? То есть ты уже считаешь, что это убийства? Вспомни об уликах, вспомни про то, что нет ни единого свидетеля, никаких следов насилия. Ничего! На стилете только их отпечатки пальцев, только этих девочек.

Ферни сам достал сигарету и закурил.

– Я не уверен, но я думаю, нужно начинать расследование. Если он не убивал их, то точно заставлял это делать, что тоже расценивается как преступление. Но нет… я уверен, что убивал… уверен.

– И каким образом, Ал? Как он убивал? Их собственными руками? Ты придумал очередного серийного маньяка, Алекс?

В этот момент Алекс вскочил с кресла, и оно с грохотом упало на пол.

– Стеф! Офицер Стеф! Идите сюда!

Молодая женщина в полицейской форме зашла в кабинет.

– Сядьте вот здесь. Да, вот так.

Алекс поднял кресло и усадил лейтенанта Теппер, развернул спиной к себе.

– Раслабься, так словно ты спишь, не сопротивляйся.

Алекс обхватил Стефани сзади и взялся пальцами за ее запястья.

– Вот как он это делал. Да! Ферни! Ты гений! Он делал это их руками! Он был вынужден рассекать ткань, а не резать, одним движением. Рубить. Делать резкий удар, вот почему раны настолько глубокие.

– Но они должны были сопротивляться!

– Нет, он накачивал их какой-то дрянью.

– Свидетельство экспертизы…

– Плевать, проверь снотворные и наркотические препараты. Пересмотрим снова заключение экспертизы. Поднимай патологоанатома на ноги. Не отдавать тело Веры родителям, пока идет следствие.

– Ты никогда этого не докажешь.

– Докажу. Уверен, что как только получу все доки по предыдущим жертвам будут еще зацепки.

Алекс повернулся к Фернандо.

– Мы должны получить разрешение на расследование, уверен, мы найдем еще немало сюрпризов. Весь расчет был на то, что мы изначально даже не обратим внимания, не свяжем их вместе. Только с Верой прокололся, что-то заставило убить ее раньше, что-то заставило дать сбой в его отлаженном механизме.

– Стеф, тереби округ, пусть высылают документы раньше, Ферни погнали к Беркли за разрешением.

– Он сейчас на выезде, перестрелка в южном секторе.

– Едем туда, нужно идти по горячим следам. Стеф, собери мне все, что сможешь, на Данте Лукаса Марини.

– Есть, сэр.

– Ты у меня умница, Стеф, давай, за работу.

Алекс потрепал лейтенанта Теппер по голове и, схватив куртку, быстро пошел к выходу. Стеф усмехнулась и посмотрела на Ферни, слегка задрав кудрявую голову.

– Он в ударе, да? Снова в форме?

– Он всегда в форме, фанатик хренов! Не мог подождать со своими выводами до понедельника. Прощай уикенд на природе! Черт бы его побрал.

– Хочешь пончик?

Стефани протянула Фернандо булку, присыпанную сахарной пудрой.

– Хочу, – Ферни откусил кусок пончика и, посмотрев на Стеф, пробормотал с полным ртом, – напиши рецепт для Линды, она давно просила, а я все забывал. Эй! Заславский, подожди, я с тобой!

Всю дорогу я вела машину, как по инерции. По инерции закурила, по инерции включила музыку и по инерции приоткрыла окно. Несмотря на вечернюю прохладу, мне было жарко. А еще я была возбуждена. Да, я была так возбуждена как никогда в своей жизни и ни с кем. Марини ментально меня отымел, точнее он подвел меня к той грани, когда каждый мой нерв оголился и завибрировал от желания покориться ему. Мысленно я уже отдалась Данте прямо в его кабинете. На этом чертовом зеркально-чистом письменном столе, рядом с портретом и итальянским стилетом. Я не заметила, как навязчиво тереблю первую пуговицу блузки, тереблю так, что почти оторвала ее с мясом. Я напряжена до такой степени, что, кажется, немедленно взорвусь, стоит лишь прикоснуться. Черт, сколько времени у меня не было секса? Давно. Очень давно. Пару ночей с Алексом уже после расставания и все. Последний раз четыре месяца назад, когда мать не отвечала на телефонные звонки и меня трясло от ужаса, особенно после того как я узнала, что ее новый любовник картежник и любитель кокаина. Я подняла Алекса среди ночи, и он разыскивал мою непутевую мамашу по своим каналам в Чикаго. Нашел, естественно, и получил от меня вознаграждение в виде неплохого утреннего секса. После чего я выпроводила его и снова не отвечала на звонки и избегала встреч. Только с Алексом я не испытывала и десятой доли этого ненормального возбуждения, когда только от звука голоса Марини, хочется свести ноги вместе, чтобы унять пульсацию между ними. Я въехала на парковку и припарковала машину на своем месте. Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

«Вы боитесь прикосновений?»

Я не заметила, как моя рука скользнула за вырез блузки к краешку кружевного бюстгальтера, поглаживая горящую кожу. Я жаждала прикосновений, именно его прикосновений, мне почему-то казалось, что Данте касается так, что от каждого скольжения его пальцев по коже я буду сходить с ума, покрываться мурашками, задыхаться от наслаждения и корчится, поджариваясь на медленном огне.

«Как сильно бьется ваш пульс, можно подумать, что вы и правда меня боитесь или возбуждены».

И то и другое вместе. Да, он пугал меня, но вместе с этим я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного. Примитивная похоть, алчное неконтролируемое желание дикого совокупления. Все на грани инстинктов. Остро. Жадно. Невозможно.

Поднесла руку к губам и провела по ним подушечками пальцев, они горели. Настолько горячие, что мне казалось, их обожгло кипятком.

«Все, что вы перечислили, это самые невинные вещи, которые можно вспомнить, побывав в моей постели, мисс Кэтрин Логинов».

Я выдохнула и повернула ключ в зажигании. Музыка смолкла. А что можно вспомнить, побывав в его постели? Что такого, чего не происходит в постели с другими? Это признание в склонности к насилию? Или он все же в теме? Что Марини хотел этим сказать?

Все тело покрылось испариной, мелкими бусинками пота, я бы никогда не призналась никому, что мне ужасно хочется узнать, какие воспоминания будут у меня самой после секса с Данте Марини. Как психолог я бы охарактеризовала это так – возбуждение после долгого воздержания, но как женщина я знала, что хочу именно этого мужчину несмотря на то, что совершенно его не знаю. Меня это пугало. Перед глазами проносились картинки, где я, со связанными руками, лежу перед ним, распятая, а он льет воск на мое тело и смотрит своими ледяными синими глазами. С губ сорвался стон, и я вдруг обнаружила себя откинутой на спинку сиденья, ласкающей одной рукой свою грудь, а другой себя между ног. Это наваждение.