Там, где твое сердце - Людмила Зарецкая

Наталья Гундарева

В усадьбе шумели молодой листвой березы. Ах, как любила Татьяна Ивановна конец мая с его нежными напевами травы и луговых цветов! В воздухе еще не чувствовался летний зной, не висела пыль, поднятая колесами автомобилей на проселочной дороге, ведущей к реке. Природа, как невеста перед свадьбой, была взволнована, невинна и прекрасна в бело-лиловом платье из сирени и кружевной белоснежной черемуховой фате. И в эти дни, напоенные предвкушением лета, Татьяне Ивановне дышалось легче всего.

Отперев тяжелый амбарный замок на входе в барский дом, а затем изогнутым тонким ключиком поколдовав в замке внутреннем, она подошла к пульту охраны и выключила сигнализацию. Неполадки давно были исправлены, и сигнализация исправно работала, не будя по ночам ошибочным сигналом тревоги.

Татьяна Ивановна открыла тяжелые ставни и запустила в прихожую барского дома первые утренние лучики солнечного света. Экскурсий на сегодня не планировалось, то есть дом сможет отдохнуть в тишине. Сама Татьяна Ивановна отдохнуть и не надеялась. В ее планах на день значились несколько совещаний по включению усадьбы Ланских в новые туристические программы, по новым видам выпечки, фестивалю цветов, который она придумала провести в усадьбе в конце июня, а также по бухгалтерской отчетности, которую почему-то срочно запросил областной департамент культуры. Проверок Татьяна Ивановна не боялась, но и не любила.

По дороге в свой кабинет она прислушалась к голосу старого дома. Она всегда слышала его, когда они с домом оставались наедине. Сегодня голос звучал тревожно, словно предупреждая о какой-то неведомой опасности.

– Старый ворчун, – с нежностью подумала Татьяна Ивановна о доме. Последние годы он заменял ей семью – погибшего мужа, умершего отца, выросшую и отдалившуюся дочь. Дом дарил счастье и покой, надежды на будущее и успокоение в старости. Он был ее ребенком, другом, соратником, партнером. Дому она поверяла свои тайные страхи и редкие слезы.

Пройдя в гостиную дома Ланских, она и здесь открыла старинные ставни, закрепив их на стене тяжелыми металлическими крюками. Скользнул по стене шаловливый солнечный луч, успевший первым ворваться в затемненную прохладу гостиной, пробежался по стене, соскочил на пол, метнулся по половицам к статной беленой почке и замер испуганно у ног скрючившегося в углу комнаты мужчины.

Татьяна Ивановна невольно проследила за лучиком взглядом и тоже увидела мужчину, неподвижно лежащего у печи.

– Эй, вам плохо? – громко спросила она, чтобы отогнать подступивший к горлу кислый страх. – Эй, ответьте. Вы кто? Вы живы или нет?

Лежащий не отзывался, и Татьяна Ивановна в отчаянии завертела головой, пытаясь сообразить, кого ей позвать на помощь, и понимая, что ранним утром в доме, кроме нее, никого нет.

Преодолев страх, она подошла поближе, присела на корточки и коснулась плеча мужчины. От этого легкого прикосновения тело вдруг пришло в движение, заставив ее отскочить на безопасное расстояние, и перевернулось на спину. Рука, описав в воздухе дугу, упала на пол с неживым деревянным стуком.

Татьяна Ивановна снова подошла поближе и с замиранием сердца поняла, что перед ней лежит принятый недавно на работу шорник Валька Резвухин. Он был мертв – для того, чтобы это понять, не требовалось медицинского образования. Татьяна Ивановна понятия не имела, как он очутился в запертом изнутри помещении, поставленном на сигнализацию. Ее взгляд скользнул немного выше закрытых Валькиных глаз и запрокинутой головы и уперся в красную лужу уже начавшей сворачиваться крови, которая натекла из страшной прямоугольной дыры в виске.

В старом усадебном доме, где много веков обитали, сменяя друг друга, поколения дворян Ланских, доме, пережившем революцию, коллективизацию, разруху и восстановление, лежал криминальный труп. В доме было совершено убийство.

Сделав это неприятное для себя открытие, Татьяна Ивановна приложила руку ко рту. За ее спиной послышались легкие шаги. Так ходила ее заместительница Марина.

«Если она сейчас войдет, то у меня будет два трупа вместо одного», – мрачно подумала Татьяна Ивановна и поспешила к двери, чтобы предупредить Марину, которая была особой легкоранимой, тонко чувствующей и впечатлительной.

– Звони в полицию, – решительно сказала она, загораживая Марине вид от двери. – У нас Валю Резвухина убили.

– Как? – Марина ошарашенно посмотрела на начальницу, как та давеча, приложила руку ко рту, закатила глаза и рухнула на пол в глубоком обмороке.

Тяжело вздохнув, Татьяна Ивановна достала мобильный телефон и вызвала сначала «Скорую», а потом полицию. Было абсолютно ясно, что в ближайшее время она будет заниматься чем угодно, кроме своих сегодняшних планов. И на чью-то помощь можно было не рассчитывать.

Старый дом быстро наполнился людьми в форме. В углу бурно рыдала пришедшая в себя Марина, вокруг которой суетилась местная фельдшерица. В дверях стоял сторож, дворник и просто мастер на все руки Михеич, мрачно наблюдавший за тем, что происходит вокруг. Михеич работал в усадьбе много лет, застал еще Татьяниного отца, относился и к Рокотову, и к его дочери с огромным пиететом и был убежден, что Татьяна нуждается в его защите и покровительстве.

Татьяна Ивановна постаралась как можно более связно рассказать сотрудникам полиции про Вальку Резвухина. На работу он устроился недавно, еще и трех месяцев не прошло. Шорником оказался неплохим, в руках у него все горело, и старый Михеич, если ему нужна была чья-нибудь помощь, обращаться старался именно к Вальке, который помимо умелых рук обладал еще и безотказным характером.

– А где он жил? – Следователь старался не смотреть на сидящую перед ним пожилую уже, но все-таки фифу. Этих культурных он не любил, от них всегда можно было ждать каких-нибудь особенных неприятностей. Все здесь, в этой проклятой усадьбе, было ему чуждым и непонятным. Музей, мать его… Кому он нужен, этот музей?

– В поселке комнату снимал, – Татьяна Ивановна была в курсе жизни своих сотрудников. – В моем поселке недалеко от меня живет бабулька Мария Васильевна. Она одинокая, вот ему комнату и сдала. А так он из города приехал.

– А вам не показалось странным, что молодой парень двадцати пяти лет приезжает в вашу глухомань, чтобы устроиться тут на работу?

– Во-первых, у нас не глухомань, а достаточно оживленное место, и от города недалеко, – холодно отозвалась Татьяна Ивановна, которая не терпела, когда к усадьбе относились без должного почтения. – Во-вторых, в городе сейчас с работой плоховато, а у нас зарплата маленькая, но стабильная. Воздух свежий, опять же. Кроме того, Валентин говорил, что у него с родителями сложные отношения, хочет отдельно пожить. А в городе снимать жилье ему было не по карману.

– То есть у Резвухина были неприязненные отношения с родственниками? – уточнил следователь.

– Наговаривать не буду, все, что я знала, я вам уже сказала.

– А здесь, в усадьбе или в деревне, он не завел каких-нибудь внеслужебных отношений? – следователь мазнул взглядом по Марине, которая еще больше побледнела и вжалась в стул.