Охота на викинга - Нильс Хаген

Девушка стоит с ним рядом, совсем-совсем близко, достаточно только протянуть руку. Голубые глаза в опушке ресниц, золотые волосы, знакомый изгиб губ…

— С днем рождения…

Его звали Нильсом. Произнесенное один раз, это имя намертво застряло в голове. От него странным образом одновременно тянуло холодом севера и теплом детства.

Железный дровосек. Нильс, путешествовавший с дикими гусями…

«Нужный человек» — звучало взросло, официально, по-деловому безлико. Таким он мог быть для Николая Александровича. При ближайшем рассмотрении рисовался совсем другой образ. По-детски наивный и непосредственный. Как будто жизнь по какой-то причине еще не испытывала на прочность этого детину, или же он был настолько светел, что не обратил внимания на крутые повороты, не ожесточился, не обзавелся скепсисом и цинизмом, не растерял умения удивляться и восторгаться. Был и другой вариант: все это маска, под которой на самом деле скрывается другой человек. Но эту версию Рита отмела как несостоятельную.

Лет в пятнадцать она заинтересовалась Эрнесто де ла Серна.[10]Его склоняли в Интернете, его использовали в нелепых карикатурах с Чебурашкой, он героически смотрел вдаль с футболок одноклассников и — не только. Он был символом, который ни Рита, ни ее сверстники толком не понимали. Ей стало интересно, она озадачилась вопросом, и символ заиграл совсем иными красками.

На самом деле Эрнесто проиграл. Проиграл в пух и прах, став символом того, против чего боролся. Символом, который продавали и покупали оптом и в розницу и те, с кем он боролся, и те — за кого. Но речь не о том.

Помимо героической фотографии, сделанной Альберто Корда, Рита откопала и множество других. Простых, житейских. Потом она еще много чего читала про этого кубинского партизана, но, что бы там ни писали про него, верила только Эрнесто. Потому что человек с чистыми глазами ребенка не может врать. Он может заблуждаться, быть неправым, но делать это искренне, потому что люди с таким взглядом не врут.

Железный дровосек Нильс показался ей человеком того же сорта. В его глазах светилось что-то по-детски чистое, что никоим образом не облегчало ему жизнь.

Николай Александрович сказал, что надо быть естественной и непринужденной. Рита старалась, но чувствовала скованность. Легко сказать — сложно сделать. Особенно в обстоятельствах, когда непринужденность как раз неестественна. Чужой город, незнакомая ситуация, помпезность клуба и посторонние люди к естественности не располагали.

Все закрутилось очень быстро. Несколько слов — короткий разговор. Какие-то подвижки и перестановки, и вот она уже за столом рядом с Нильсом. Но Нильсу вроде бы было не до нес, хотя неприятный Дмитрий с небогатой мимикой, усиленно корежил лицо, делая Железному дровосеку недвусмысленные намеки. Рита предпочла занять выжидательную позицию. Она мило улыбалась и отвечала, когда обращались непосредственно к ней, в остальное время молчала и со значением потягивала сухое красное вино. Пить ей не хотелось, есть тем более, сухие вина она никогда не любила, но нужно было хоть чем-то занять руки, чтобы не показать волнения. Оставалось цедить сквозь зубы виноградную кислятину, изображая роковую женщину в ожидании агента с двумя нулями в позывном.

Нильс веселился, но в этом веселье чувствовалась внутренняя дилемма. Иногда он забывался и радовался совершенно искренне, порой словно вспоминал о чем-то, и тогда веселье становилось немного натянутым, будто не для себя, а для других. Временами Рита ловила на себе его взгляд, и под этим взглядом ей начинало мерещиться, что она все же ошиблась в Нильсе.

Что-то в нем было странное. И даже жутковатое.

Время шло с непонятной скоростью. Рита не могла сообразить для себя, сколько она здесь находится: двадцать минут или два часа. Веселье развалилось и частично переползло на танцпол. Застолье поредело.

Нильс пил водку с толстым, словно бы надутым мужиком в солидном костюме. В отличие от костюма его обладатель растерял всю солидность. Узел галстука закосел и съехал набок, рожа толстяка была красная, голос громкий, повадки грубоватые. Дядька пытался научить «принца датского» пить с локтя, но ему мешал объем, и урок приобретал пьяную неуклюжесть.

Отвлекая от разнузданного зрелища, рядом громоздко плюхнулся Дмитрий.

— Ты чего такая? — спросил с прикрытым улыбкой недовольством. Усы зашевелились, словно жирная мохнатая гусеница.

— Какая? — не поняла Рита.

— Квелая, как размороженный кальмар. Потанцуй с ним, что ли…

— А если я не танцую?

— Танцуешь.

— А если он не хочет?

— Постарайся, чтоб захотел. Ты ж на работе, крошка.

Рита почувствовала неожиданный прилив злости. Дмитрий ей не понравился с самого начала, а теперь просто раздражал. В конце концов, он-то кто такой, чтобы ей указывать? Нильс — нужный человек, Николай Александрович — работодатель. А Дмитрий? Посредник? Заинтересованный человек? Просто хамло? Последнее — в точку.

А может, усатый жирдяй не виноват, просто давно копившееся напряжение подбиралось к той черте, за которой край, точка кипения. Рита хотела ответить что-то едкое, но не успела.

— Он к вам пристает?

Девушка обернулась. Рядом стоял нетрезво раскрепощенный Железный дровосек.

— О, шеф, — немедленно среагировал Дмитрий. — Еще по полста за твое здоровье?

Нильс нетрезво кивнул.

— Только я сначала отлучусь в места не столь отдаленные, — пошел на попятный Дмитрий и с неожиданным для своей комплекции проворством налима выскользнул из-за стола. С безопасного расстояния щелкнул пальцами, наставив указательный на виновника торжества: —

Я вернусь.

И поспешно ретировался.

Рита благодарно посмотрела на Нильса. Успела заметить, как тот отвел взгляд в сторону, хотя она была уверена: еще секунду назад он смотрел на нее. Что это? Застенчивость? Не похоже, чтобы этот человек испытывал подобные чувства. Или…

Ее не покидало ощущение, что Железный дровосек все время то ли сравнивает ее с кем-то, то ли пытается узнать в ней кого-то.

— Любите красное вино? — поинтересовался Нильс, глядя на бокал, что Рита по инерции покручивала в руках.

— Сухое — нет, — излишне откровенно выпалила она. — Сладкое люблю.

Спохватилась: не обидела ли? Но Железный дровосек вдруг посмотрел на нее и заговорщицки улыбнулся:

— Сбежим отсюда?

— Куда? — растерялась Рита.

— Туда, где есть сладкое вино, но нет людей и шума.

— А как же ваши гости?

— Они догуляют и без меня.

Никаких инструкций по поводу отъезда из клуба Рита не получала. Звонить Николай Александрович велел лишь в крайнем случае, не уточнив, какой именно случай можно считать крайним. Да и не получилось бы сейчас позвонить.