Эльфийская кровь. Книга 1. Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

«Интересно, почему? — мелькнуло у Аббаны. — Стыдятся они этого родства, что ли? Конечно, внешность — не ахти, гордиться нечем, но ведь они в этом совершенно не виноваты. Мало ли кто каким уродился. Бывают, например, карлики или горбуны... Впрочем, они как раз и есть — горбуны и карлики».

Подруги изо всех сил прислушивались к разговору магистров, но уловить могли лишь немногое — те говорили очень тихо и очень быстро, как будто нарочно проглатывали слова. Несколько раз Аббане казалось, будто она различает имя новенькой студентки — Фейнне. И еще странное слово «чильбарроэс», произнесенное с явным страхом.

Магистр Алебранд, едва услышав это слово, затряс головой, а магистр Даланн кивнула и притопнула ногой, после чего они уставились друг на друга озабоченно и с некоторым раздражением.

Софена неловко шевельнулась — ей было неудобно сидеть. Даланн сразу уловила этот звук и обернулась в сторону беседки. Девушки похолодели. Им показалось вдруг, что магистры, обнаружив присутствие невольных соглядатаев, попросту убьют их.

Но ничего подобного, естественно, не произошло. Магистр Даланн отвернулась от беседки и весьма отчетливо произнесла:

— И вот еще, магистр. Я бы хотела узнать, каковы успехи господина Пиндара в области оптики.

— Весьма средние, — ответил Алебранд. — Почему это вас вдруг заинтересовало?

— Он развивает теорию эстетики безобразного, — пояснила Даланн. — Разумеется, надлежит поощрять свободное парение мысли у юношества. Но мне бы не хотелось, чтобы «эстетика безобразного» возобладала в умах нынешнего поколения. А такое, к сожалению, будет возможно, если адепт данной теории — человек обаятельный и успешный.

— Совершенно не успешный, — отрезал Алебранд.

— Я хотела бы вас попросить быть с ним построже, — сказала Даланн.

— Нынче же заставлю прилюдно плюхнуться на землю, — обещал Алебранд. — И объявлю полной бездарностью. Надеюсь, это отобьет у остальных охоту прислушиваться к его поэтическим бредням.

— Благодарю от всего сердца, — произнесла Даланн и быстро засеменила прочь по садовой дорожке.

Алебранд, немного помедлив, зашагал в противоположную сторону.

Девушки в беседке перевели дух.

— Вот так дела! — протянула Аббана.— Стало быть, они ловко манипулируют нами, а мы и не подозревали об этом!

— Лично я подозревала, — заявила Софена. — И более того, не вижу в этом ничего удивительного. Наоборот, это вполне закономерно. Они были бы плохими преподавателями, если бы не манипулировали сознанием учащихся. Лично я получила сегодня отличный урок. Всегда буду поступать так же.

Аббана высвободилась из ее объятий.

— Иногда мне кажется, Софена, что ты — чудовище.

Софена польщенно улыбнулась.

— Разумеется, я чудовище. Монстр. — Она вздохнула. — Нет, Аббана, просто жизнь в принципе такова. И с этим ничего не поделаешь.

Занятия по фехтованию посещал, по обоюдному согласию между братьями, Эмери — он был слабее младшего и хуже владел оружием. Ренье, тренируясь с ним вечерами во дворе дома, где они снимали квартиру, подхватывал новые приемы с легкостью, которая свидетельствовала об истинном таланте. Эмери требовалось лишь показать ему усвоенное на уроке — и то, что старший брат отрабатывал по нескольку часов, младший перенимал на лету.

Хотя фехтование обычно ставили первым уроком, чтобы помочь студентам «стряхнуть сон», желающих пропускать занятие обычно не находилось. Сверх того — являлись зрители.

Преподаватель, господин Клоджис — невысокий крепкий человек лет тридцати, — был хмур и неразговорчив, но среди студентов пользовался большой популярностью. Считалось исключительной редкостью заслужить у него похвалу, и многие из кожи вон лезли, чтобы заставить его хотя бы улыбнуться.

По слухам, некогда он служил при королевском дворе. Ренье в этом не сомневался, но Эмери никак не мог в такое поверить: «Для придворного у него чересчур неказистый вид».

«Потому он сейчас и не придворный», — возражал Ренье.

Как бы то ни было, спрашивать об этом напрямую у господина Клоджиса так никто и не решился. «Если он счел за лучшее оставить придворную службу и перейти в Академию — будем благословлять судьбу за то, что предоставила нам счастливую возможность учиться у великого человека» — таково было общее мнение.

Беря шпагу в руки, господин Клоджис волшебным образом преображался. Он переставал быть неказистым. Он становился изящным, ловким. Да от него попросту нельзя было оторвать глаз!

Завораживающая личность преподавателя, несомненно, являлась одной из основных причин, по которым его уроки пользовались такой популярностью. И тем не менее Эмери удивило, что среди тех, кто пришел поглазеть на сражающиеся пары, оказалась и та самая новенькая студентка, Фейнне. Она была точь-в-точь такой, как чертил на воздухе младший брат: прекрасной и хрупкой. Во всем ее облике угадывалась та благородная, изысканная простота, какая бывает свойственна вышивке белым шелком на тонком белом полотне.

Эмери замер. Сказать, что он «разглядывал» Фейнне, было бы неправильно: он созерцал ее. Затем в голову ему пришел вполне закономерный вопрос: для чего слепой девушке следить за учебными поединками на рапирах?

Захотелось побыть среди новых товарищей, подышать тем же воздухом, что и они, послушать их голоса? Или просто в ней заговорило стремление не выделяться из числа других? Но такая девушка не может не выделяться...

Возможно, решил наконец Эмери, все дело в том человеке, который сопровождает девушку. В этом Элизахаре. О нем говорили ничуть не меньше, чем о молодой госпоже. Вчерашняя его выходка в «Ослином колодце» тоже прибавила хворосту в огонь.

Пожалуй, Ренье прав: Элизахар похож на бывшего сержанта. И учебные поединки смотрит с интересом вполне профессиональным. Время от времени он наклонялся к Фейнне и что-то нашептывал ей на ухо — должно быть, комментирует происходящее. Интересно, что этот человек думает о товарищах госпожи на самом деле? Должно быть наметанным взглядом отмечает все их промахи и недостатки. О человеке многое можно сказать, глядя на то, как он фехтует.

Вот, к примеру, Софена. В черном облегающем трико, черная короткая юбка с двумя разрезами на бедрах, в мягких сапожках, волосы стянуты на затылке простым ремешком — богиня войны. Она стояла в небрежной позе, чуть откинув назад голову и опустив к земле руку с рапирой. Прищуренными глазами рассматривала своего соперника — сегодня им был Гальен. Казалось, ее изумляет самый тот факт, что Гальен до сих пор не пустился в бегство при виде такого вооруженного великолепия.

Но при первом же обмене ударами Софена получила укол. Она отошла назад, прикусила губу и гордо предложила продолжить. Гальен не столько сражался за успех, сколько следил за тем, чтобы не нанести партнерша сколько-нибудь серьезного увечья: Софена яростно атаковала, совершенно не умела парировать и за время учебного боя оказывалась «убитой» десяток раз.