Люди-мухи - Ханс Улав Лалум

Какими бы сомнительными ни были ее взгляды с точки зрения нравственности, показания совпадали с показаниями Кристиана Лунда. Неожиданно для себя я попросил:

– Если вы не против, объясните, пожалуйста, что вам так в нем нравится?

Откровенно говоря, мой вопрос не имел отношения к следствию, просто Кристиан Лунд вызывал у меня все большее любопытство. Кроме того, мне хотелось получше узнать всех, кто так или иначе имел отношение к делу. Сара Сундквист не удивилась и не стала запираться, а с готовностью пылко ответила:

– Он – воплощение моего идеала мужчины! Конечно, он нравится мне и чисто физически. Меня всегда влекло к высоким блондинам. Он великолепно сложен и отлично двигается. В первый раз увидев его, я подумала, что более красивого мужчины не встречала. И все-таки внешность – еще не все. Он очень добрый и обаятельный. А еще умный и трудолюбивый. И даже жена и сын не умаляют его привлекательности, даже наоборот. В каком-то смысле он для меня стал еще надежнее и достойнее доверия. Мне кажется, никто не понимает меня так хорошо, как он. Конечно, во многом мы с ним очень разные, и все же мы прекрасно подходим друг другу. Может быть, из-за того, что у нас обоих было трудное детство. Он вырос без отца, а я без обоих родителей.

Я понял, что она имела в виду, и посочувствовал ей. Да уж, положение – сложнее не придумаешь. Жена и любовница живут в соседних квартирах, на втором этаже дома номер 25 по Кребс-Гате. У жены, судя по всему, нет других поклонников, кроме маленького сынишки. Я невольно подумал о человеке, которого собирался навестить следующим. Он также не пользовался большой популярностью…

Спускаясь по лестнице, я неожиданно для себя подумал: интересно, заметила ли Сара Сундквист, что я – тоже хорошо сложенный блондин одного с ней роста?

4

Прошло добрых полторы минуты, как я нажал кнопку звонка в квартиру 1Б, прежде чем дверь открылась. Вскоре я понял, в чем дело. Если во время нашей первой беседы бывший член «Национального единения» Конрад Енсен держался скованно и замкнуто, то сейчас его переполнял страх, если не ужас. Вначале он лишь чуть-чуть приоткрыл дверь и встревоженно спросил:

– Кто там?

Прошла целая минута, прежде чем я увидел его испуганные глаза. Впустив меня, он поспешно запер за мной дверь, накинул цепочку и только потом провел меня в гостиную. Там он тяжело опустился на диван и закрыл лицо руками.

– Вы видели Петтера? – вдруг спросил он сдавленным голосом. Я покачал головой, понятия не имея, о чем он. Конрад Енсен оторвал руки от лица, но, перед тем как продолжать, слепо посмотрел куда-то в пространство. – Он стоит на соседней улице… Вчера ночью кто-то исписал его словами «нацистский убийца». Мне сказала жена сторожа. А сегодня утром… – Голос его сорвался, и ему не сразу удалось взять себя в руки. – Сегодня утром она пришла и сказала, что кто-то разбил его кувалдой! Все окна выбиты, кузов помят. Петтеру конец. Отремонтировать его дороже, чем купить новую машину. Пожалуйста, взгляните сами! Но поспешите, ведь после того, как приедут страховые агенты, его увезут на свалку. Я не могу на него смотреть!

Слезы хлынули из глаз Конрада Енсена. Мне показалось, что происшествие с машиной он воспринял тяжелее, чем смерть Харальда Олесена.

– Понимаю, глупо взрослому человеку плакать из-за машины, но Петтер был единственным, кому я мог доверять, если вы понимаете, о чем я. Когда его увезут на свалку, у меня совсем не останется друзей. С покупкой новой машины придется подождать, пока все не закончится, иначе то же самое повторится и с ней. А пока я боюсь нос высунуть на улицу.

Вот уже двадцать лет я покупаю продукты в кооперативном магазине, но в субботу жена сторожа передала мне, что хозяева больше не хотят видеть меня среди своих посетителей: другие покупатели пригрозили, что перейдут в другой магазин, если встретят там меня. Только жизнь начала налаживаться, и вот все снова разбилось вдребезги!

Конрад Енсен был в отчаянии. Я обещал перед уходом взглянуть на его автомобиль и поручить констеблю завести дело о вандализме.

– Спасибо… – чуть спокойнее продолжил он. – Надеюсь, вы найдете убийцу до того, как со мной расправятся бывшие борцы Сопротивления или какие-нибудь молодые бандиты… или до того, как жизнь здесь станет для меня невыносимой!

Я снова попытался его успокоить, сказав, что причин опасаться за жизнь и здоровье у него нет. Конрад Енсен поднялся с дивана и, шаркая, вышел на кухню и вернулся со стопкой писем.

– Я давно уже не получаю писем, только сестра прислала открытку на пятидесятилетие, но вчера мне вдруг прислали целых семь штук, хотя уверяю вас, я совсем не обрадовался!

Он был абсолютно прав. Послания нельзя было назвать приятными. Все семь были анонимными, и их авторы были уверены, что Харальда Олесена убил Конрад Енсен. Четыре письма изобиловали оскорблениями, а в трех содержались недвусмысленные угрозы убийства. Прочитав их, я сразу понял, почему Конрад Енсен не смел выйти на улицу.

Подумав, я предложил Конраду Енсену охрану.

– Можно поставить констебля у входной двери дома, если вам так будет спокойнее.

Мои слова неожиданно вызвали прилив чувств. Конрад Енсен пожал мне руку и разрыдался.

– Большое вам спасибо! Я и не думал, что стражи порядка захотят охранять Конрада Енсена или хотя бы посчитают, что жизнь Конрада Енсена хоть чего-то да стоит. И все же… нет, не надо. Постараюсь как можно реже выходить и никого к себе не пускать. Если мое время вышло, оно закончится, стоит на страже полицейский у парадной двери или нет. Правда, сознавать это не очень приятно. Я всегда думал, что мы с Петтером уйдем вместе, так что теперь, когда его нет, мне кажется, что и мой конец близок.

Мне очень захотелось хоть немного его подбодрить – и продолжить расследование. Поэтому я, воспользовавшись возможностью, рассказал ему о наших достижениях и о разгадке тайны с записью выстрела. Конрад Енсен поздравил меня с успехом, но еще больше обеспокоился оттого, что на свободе разгуливает такой хитрый, коварный убийца. Он три раза повторил, что не убивал Харальда Олесена. Однако ему пришлось признать, что, учитывая уточненное время убийства, у него тоже нет алиби.

На мой вопрос о банковском счете он с едва заметной униженной улыбкой ответил, что ему нечего скрывать. Он унаследовал от родителей чуть больше двух тысяч крон, а остальное откладывал из своих заработков; выходило около тысячи крон в год. На сберегательной книжке Конрада Енсена оказалось 12 тысяч 162 кроны.

– Цены последнее время очень выросли; почти все придется выложить за новую машину. Так что прощай моя мечта смотреть футбол по телевизору, – добавил он с тяжким вздохом.

Вопрос о том, что делал Конрад Енсен на лестнице, когда встретил Даррела Уильямса в день убийства, оказался более сложным.

– Да ничего, – ответил он, задумчиво пожевав губу. – Я нарочно выглянул на площадку, потому что увидел американца в окно и решил, что он остановится поболтать со мной о футболе, если увидит меня. Наверное, напрасно я на что-то надеялся, но это так.