Перстень без камня - Анна Китаева

— Э-эй! Мы заблудились…

На сей раз вышло и вовсе жалобно, а вдобавок не очень понятно. Вальерд снова кашлянул, собираясь предпринять третью попытку.

— Ну что ты кричишь, Валь? — сердито сказала Тильдинна. — Здесь никого нет.

Опровергая ее слова, справа от них в темноте кто-то ойкнул.

— Кто здесь? — воскликнул Вальерд. — Покажитесь! Мы сильно замерзли и ищем прибежища…

Молчание, скрип, шорохи. И вдруг…

— Вы — мужчина и женщина? — спросил очень тихий голос откуда-то слева.

— Да! — вмешалась Тильдинна. — Мы муж и жена, приплыли с Золотого острова.

Снова шорохи. Тот, кто говорил с ними из темноты, перемещался.

Резкий удар кресала о кремень — и посыпались искры. Загорелась лучина. А еще через мгновение занялся фитиль коптилки, и слабый огонек показался слишком ярким после темноты. Брайзен-Фаулены зажмурились и заморгали. За это время тот, кто прятался в пещере, успел их рассмотреть и, видимо, принял решение.

Проморгавшись, Вальерд и Тильдинна увидели перед собой молодую женщину с изможденным лицом. Она поставила простенький светильник повыше, на каменный выступ, и он осветил пещеру. Пространство оказалось совсем небольшим, но довольно обжитым. Справа под стеной охапка водорослей, накрытая старым плащом, изображала постель. Слева из камней был сложен грубый очаг без дымохода, так что дым от него наполнял пещеру. Рядом с очагом стояли два глиняных горшка, и на этом предметы обстановки заканчивались.

Супруги Брайзен-Фаулен растерялись. Трудно было поверить, что эта ужасная нора служит человеческим жильем. Но, судя по всему, так оно и было.

— Простите… — начал Вальерд.

— Послушайте… — одновременно с ним заговорила жена.

Обитательница пещеры прервала их, обращаясь к Тильдинне:

— Вы женщина, — сказала она со странной мольбой. — Вы ведь не причините нам вреда?

— Конечно, нет! — решительно ответила Тильдинна.

— Кому это — вам? — одновременно с ней спросил ее муж.

Молодая женщина нагнулась и бережно подняла с постели сверток, который супруги сперва приняли за подушку. Женщина откинула край платка, и Брайзен-Фаулены увидели сморщенное личико младенца. Мать вынула у него изо рта завязанную узлом тряпицу, и ребенок возмущенно захныкал.

Супруги дружно ахнули. В обстоятельствах жизни незнакомки крылась какая-то загадка, и собственные невзгоды вылетели у Брайзен-Фауленов из головы. К тому же они успели немного согреться, и любопытство взяло верх.

— Сколько ему? — дрожащим от волнения голосом спросила Тиль.

— Почему вы здесь прячетесь? — поинтересовался Вальерд.

Молодая мать безотчетно прижимала к себе младенца.

— Два месяца, сударыня, — тихо сказала она. — Это слишком долгая история, сударь. И очень невеселая. Я расскажу вам ее, обещаю, но не сейчас. Вы сказали, что приплыли сюда с Золотого острова? Значит, у вас есть лодка?

— Ну да, — недоуменно ответил Вальерд.

Женщина судорожно вздохнула — и вдруг, оттолкнув его в сторону, выскочила из пещеры в каменный коридор и бросилась бежать к выходу.

— Ай! — вскрикнула Тильдинна.

— За ней! — выдохнул Валь.

Обратный путь они одолели куда быстрее. И все-таки, когда Брайзен-Фаулены только выбирались из узкого лаза на дневной свет, женщина уже возвращалась от берега.

— Что вы?!.. — выкрикнул ей в лицо возмущенный и запыхавшийся Вальерд. — Вы что?!..

Глаза незнакомки были полны слез.

— Это жестоко, сударь, — сказала она с тихим упреком. — Небо вам судья, но это слишком жестоко. Напрасно вы меня обманули.

— Что вы хотите сказать? — возмутился сударь Брайзен-Фаулен. — Мы вас ни в чем не…

— Валь, — напряженным голосом сказала Тильдинна. — Ты видишь нашу лодку? Я — нет. Мне кажется, она исчезла.

* * *

Серый, дождливый и холодный день заканчивался. Закат за пеленой туч прошел незамеченным, как представление при задернутом занавесе. Вечер зажег разноцветные огни на Золотом острове.

В гавани Трех ветров желтое пламя керосиновых фонарей отражалось в черной неподвижной воде. По склону цепочкой ярких огоньков уходила дорога к верхнему Бедельти и дальше, к виллам приезжей знати и королевскому дворцу. Портовый район был освещен скупо — чужих здесь не ждали, свои умели найти дорогу и в темноте. Там, где кривые, запутанные припортовые переулки переходили в не менее кривые и запутанные улицы нижнего Бедельти, фонари в основном светились попарно, обозначая входы в питейные заведения. Чем больше кабачков располагалось на улице, тем лучше она оказывалась освещена.

Капитан Крандж не собирался в «Тупой клык», однако по дороге из порта в город ноги сами привели его к любимому заведению. Немного не дойдя до кабачка, Крандж остановился, вздохнул и задумчиво почесал в бороде. С одной стороны, зашевелились приятные воспоминания о вчерашней встрече с приятелями. Желудок тотчас напомнил о себе настойчивым бурчанием. С другой стороны, капитана ждали в другом месте. Но ведь ничего не случится, если он зайдет в «Тупой клык» пропустить пару стопочек виноградной водки под горячую закуску?

Крандж уже почти решился заглянуть в кабачок, как вдруг сообразил, что совершенно не помнит, взял ли он с собой кошель. Обычно подобной рассеянности за ним не водилось, но последние события малость сбили капитана с курса. Крандж полез в карман сюртука — и с негодованием обнаружил там чью-то руку.

— Так, — грозно сказал шкипер, поворачиваясь всем корпусом.

Рука дернулась, но хватка у капитана Кранджа была истинно морская. Пойманный за запястье воришка жалобно пискнул. Капитан посмотрел на него сверху вниз.

— Та-ак, — повторил он.

Мальчишка больше не пытался вырваться. Взамен он состроил самую жалобную физиономию и захныкал:

— Я совсем голодный, сирота, без дома, без гроша, вот я и попробовал воровать. Да только не умею… Я больше не буду, сударь, отпустите меня.

Мальчишка не узнал капитана корабля, на котором он прибыл на архипелаг, потому что всю дорогу старательно прятался в трюме. А вот Крандж хорошо запомнил малолетнего вора, который схлопотал проклятие на службе воровской гильдии и получил от своих оплаченную поездку на острова.

— Так, — сказал капитан в третий раз и, не выпуская запястье воришки, крепко ухватил его другой рукой за шиворот. — А пойдешь-ка ты сейчас со мной, малый.

Орвель проснулся рано утром в состоянии безмятежной радости — словно в детстве, когда для счастья не нужны были причины и оправдания. Он вспомнил, как ждал праздника смены сезонов, когда был совсем маленьким. Тогда ему нравилось превращаться в неуклюжего звереныша и рычать на маму, а мама смеялась и называла его «мой медвежонок»…