Возвращение - Юлия Фирсанова

Утреннюю, острую, пронзительно-чистую свежесть середины лета мало-помалу сменял теплый денек. Я дышала полной грудью, подставляла лицо ветерку и улыбалась от уха до уха. Некоторое время мы молчали. Это было спокойное, умиротворенно-довольное молчание людей, объединенных общей целью и вполне расположенных друг к другу, людей, которым приятно не только беседовать, но и просто слушать. Слушать просыпающийся за нашими спинами город, случайную болтовню проезжего и прохожего люда, птиц, насекомых, дыхание ветра. Когда народа, стремящегося до жары успеть в Мидан и сладить с делами, стало поменьше, я вдруг спросила, позвав едущего впереди мужчину:

– Эй, а Гиз – это твое имя или прозвище?

– Почему это тебя так интересует, магева?

– Отвечать вопросом на вопрос невежливо. – Я показала киллеру язык. – А вообще-то Лакс, Кейр и Фаль – это ведь, сам знаешь, сокращения от имен полных, вот я и любопытствую, ты такой же длинносочиненный или как?

– Или как, – хмыкнул он. – Мое имя осталось за порогом служения. Гиз – прозвище. Я не могу перевести его точно, в местном языке нет такого определения. Это узкий, тонкий трехгранный клинок, не длиннее среднего кинжала, способный пройти сквозь кольчугу или отверстие в броне.

– Его еще и ядом небось мажут, – подсказала я.

– Мажут. – Намек на холодную улыбку тронул губы чуть удивленного моей догадливостью Гиза.

– Знаю, я читала о таком оружии, у нас оно считается разновидностью стилета, – продолжила, довольная собой (не зря папин справочник временами полистывала!). – Тебя красиво и, по-моему, метко прозвали, мне нравится. Интересно, только за профессиональные навыки или за телосложение и манеру речи?

– Думаю, за все сразу, – пожал плечами мужчина, но, кажется, я ему польстила.

– А в нашем мире Гизы когда-то были герцогами, родней короля одной весьма интересной страны, – поделилась своей ассоциацией. – Ты, кстати, не из дворян?

– Мое прошлое позади, не стоит его ворошить, магева, – замкнулся в себе Гиз, отвернулся и, похоже, собрался послать коня вперед, подальше от болтливой и любопытной девчонки.

– Ладно, ладно, не сердись, уважаю право на частную жизнь! Свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого. – Я примиряюще подняла руки ладонями вверх.

– Это как? – поинтересовался новым правилом Кейр.

– Ну вот, к примеру, коль ты захочешь добавлять в нашу кашу столько соли, сколько заблагорассудится, сыпь, но только до тех пор, пока это не покажется слишком соленым другим. А уж коли покажется, придется общий котел солить умеренно, а себе добавлять по вкусу позднее. Сам понимаешь, дело касается не только соли, но и всех прочих аспектов жизни. А конфликты возникают на границах личных свобод и нашего понятия об этих границах.

– Ты такая умная, Оса, – зазвенел над ухом Фаль, преисполнившись благоговения.

– Аж череп жмет, – насмешливо отцитировалась я, а наша компания надолго задумалась над подкинутой сентенцией о свободе.

Мы ехали в молчании довольно долго, пока Кейр не пробормотал тихо:

– Странно, магева, я столько с рождения не передумал, сколько за то время, которое с тобой провел, и дни-то по пальцам перечесть можно, а словно еще одну жизнь прожил.

– Это плохо? – задумчиво отозвалась, перебирая в пальцах гриву Дэлькора, красиво заплетенную Фалем в косички.

– Нет, я же сказал, просто странно, непривычно, что ли, – промолвил мужчина, встряхнувшись, и поправил без того идеально сидящую перевязь с мечами. – Ты меня словно наизнанку вывернула.

– Я рада, что ты нашел голове еще одно применение, кроме «я в нее ем», – улыбнулась и рассказала друзьям бородатый анекдот про боксера, переделав неизвестное название профессии на общедоступное «кулачный боец».

Заканчивать анекдот пришлось уже на повышенных тонах, потому как за изгибом дороги шумел как растревоженный улей народ. При приближении оказалось, что гомонят не несколько десятков, а всего каких-то семь потных, красных от жары и возмущения крепких мужиков явно крестьянского вида. Побросав свои возы, нагруженные товаром с ярмарки, они столпились у обочины и орали друг на друга так, что чуть не лопались от натуги. Ну точно, митинг!

– Что за шум, а драки нет? – весело, с командными интонациями вопросила разгоряченную компанию, хотя и без допроса успела выхватить из общего сыр-бора несколько фраз, по которым смутно распознавалась первопричина конфликта.

Обрывки возмущенных воплей неоднозначно подсказывали: чего-то ценное (скорее всего, деньги или ювелирные изделия!) пропало, и теперь все подозревали всех, кроме себя: «Не ты, скажешь? А чего такими завидущими глазами на мою мошну зыркал да ухмылялся?» – «Уж и своим довериться нельзя! Во времена тяжкие настали!» – «Да что тут думать, перетряхнуть его вещи, и вся недолга!» – «Кто больше всех горланит, тот и виноват!» – «Да Ситепа это, кто ж еще, Паканор с него пять монет за Наждину ввечеру требовал!»

Пока еще отношения выяснялись вербальным путем, но нешуточный накал страстей обещал в самое ближайшее время обернуться классическим мордобоем прямо посреди столбовой дороги, создавая помехи транспортному потоку. Не то чтобы мне, как Бэтмену, было больше всех надо, просто взыграло стихийное любопытство.

– Магева! Магева! Вот она-то пусть и рассудит, – на удивление слаженно для готовых вцепиться друг другу в бороды людей загомонили мужики и клином двинулись в мою сторону.

Кабы я уже не знала, что моя профессия обеспечивает в здешних краях неприкосновенность, а спутники жизнь положат, но вреда мне причинить не позволят, попыталась бы дать деру. Очень уж целеустремленно обступала меня делегация хмурых и потных крестьян.

– Покража у нас, магева, рассуди! Разыщи татя! – комкая в руках какую-то нелепую помесь панамки и кепки, впопыхах сдернутую с головы, прогудел самый бородатый и грузный из мужиков, может быть и признанный старшим за свои габариты.

– И что же, вы полагаете, украдено? – первым делом уточнила я.

– Кошель со всей выручкой за ярмарку умыкнули! – запричитал мужик в рубашке с вышивкой по вороту и по рукавам понаряднее, чем у первого, и, едва сдерживая скупую мужскую слезу, принялся перечислять, что именно он запродал, чтобы выручить денежку. Брови его, кустистые, как у Брежнева, и такие же черные, двигались вразнобой и походили на пару заплутавших на лице гусениц.

На ранних яблоках я сломалась и взмолилась:

– Стоп! Происхождение денег роли не играет. Главное – факт их исчезновения. Кошель пропал, вы не знаете, кто виноват, и подозреваете друг дружку. Так?

– Истинно так, магева, – покорно и с видимым облегчением подтвердил потерпевший, компания согласно закивала, пораженная моей мудростью.

Я обвела собрание взглядом и почесала за ухом. Да, виновного найти не большая проблема, магия поможет, даже без нее знаю, логических фокусов достаточно, не зря сказки в детстве слушала, а в юности почитывала. Вон хотя бы история про горшок с черненным сажей донцем: когда всех в круг ставят, психологически обрабатывают проникновенной речугой и дна касаться велят. Виновный ни в жизнь не дотронется, боясь разоблачения, у него-то одного рука чистой и останется. С рунами же вовсе никакие трюки, играющие на нервах, не нужны. Достаточно вызвать тейваз – руну цели и справедливого суда, формой походящую на стрелу, – на виновного останется только пальцем показать и ехать дальше. Просто, как апельсин. Мысленно улыбаясь, я вызвала свою руну и почти сразу поняла, что просто и ясно в этот раз не получится.