Рецепт счастья от доктора Тины - Ирина Степановская

– Сиди, я сама.

Тина профессиональными движениями распластала мясо по доске, стала бить.

– Здорово у тебя получается.

– Практика, – улыбнулась она. – Это в последнее время я разленилась. А когда была семья – сам помнишь, то борщи каждый день, то котлеты…

Тина обернулась к нему с улыбкой, но Аркадий с увлечением читал какую-то статью. Она поняла, что говорит впустую, и вернулась к мясу. Оно уже зашипело на сковородке, придавленное тяжелой крышкой, когда Аркадий опомнился и кинул газету в угол:

– Опять такие гадости про врачей пишут…

– Однако ты читал с увлечением.

– Читал, чтобы тебе потом рассказать. Слушай, это возмутительно…

Тина ловко перевертывала мясо.

– Давай не будем это обсуждать. Журналисты сами большей частью не понимают, что они пишут, лишь бы писать.

– Но я ведь не лезу писать об экономике, если я в ней ничего не понимаю! – горячился Аркадий.

– Да ты и вообще ничего не пишешь, – засмеялась Тина. – Имей в виду, через пять минут ужин будет полностью готов.

– Пойду позвоню еще раз Людмиле, – Аркадий вышел из кухни.

– Послушай, а как ты думаешь, как мне быстрее научиться печатать на компьютере? – крикнула ему вслед Тина. Аркадий уже нажимал на кнопки ее домашнего телефона.

– А ты возьми наугад любую статью и сто раз ее перепечатай. Сразу научишься, – ответил он полушутя и приложил палец к губам, потому что телефон соединился. Тина замолчала, но дома у Барашкова трубку никто не взял. – Может, Людка еще не вернулась? – крикнул он Тине.

– Перезвони через пять минут, – посоветовала она и стала ставить на стол красивые тарелки. Вскоре стол был накрыт с такой же ответственностью, с которой все всегда делала Тина. Вино из бутылки было перелито в хрустальный графин, в знаменитой синей вазе с оранжевыми петухами в центре стола красовались красные и желтые герберы; помидоры были порезаны кругляками и украшены зеленью и кольцами лука; швейцарский сыр пускал слезу на специальной гжельской сырной доске. На все это великолепие ушли последние Тинины сбережения.

– Аркадий! – позвала она и поправила прическу, глядя на свое отражение в оконном стекле. – Что будем делать? Я вообще-то умираю от голода. – Не получив ответа, она выглянула из кухни и остановилась на пороге. Аркадий лежал поперек ее раскладного дивана, свесив ноги, с телефонной трубкой в руке и спал. Тина подошла. В трубке раздавались длинные гудки.

«Библейские заповеди. Ложь во спасение. Хороша ли она?». Тина осторожно взяла из его руки трубку, положила ее на место и ушла назад в кухню. Села перед нарядным столом, пригорюнилась, подперев кулачком щеку. «Аркадий строит из себя заботливого друга, а сам смертельно, по-моему, устал. Я хочу притвориться кокеткой и вру, что безумно голодна, хотя аппетита у меня совершенно нет. Ашот потерялся. И в довершение всего, – она вспомнила, как сидела днем в парикмахерской, – у меня куда-то исчезли веснушки. Что бы это все значило?» Она посмотрела на часы. Скоро девять. Но Аркадий спал, и ей было жалко его будить. От нечего делать она подняла брошенную Барашковым газету и стала читать статью про врачей.

Оля Азарцева сидела на вечеринке, вжавшись в угол клетчатого дивана. Лариса танцевала с долговязым типом, который привез их сюда и все старался увлечь ее в темный коридор. Кроме них, в комнате было полно народу, но стол здесь, видимо, не накрывали, а каждый пил и ел что-то свое, что удалось принести и сберечь от других голодных и не очень знакомых гостей. В основном пили пиво, грызли какую-то ерунду, которую, как Оля отчетливо помнила, мама называла отравой и говорила, что если есть это все, то можно сразу отправляться на месяц в гастроэнтерологическое отделение, а потом уже возвращаться к ней, как к косметологу, выдавливать прыщи. Хотя большинство людей здесь все-таки знали друг друга, разговоры были бессвязны, отрывочны и свидетельствовали о том, что это знание друг друга весьма поверхностное и ни к чему не обязывающее. Стало ясно, что Ларисин ухажер привел ее сюда просто для того, чтобы куда-то привести. Оля никому здесь была не знакома и не нужна. Никто на нее не обращал внимания, но как раз это было неплохо, иначе пришлось бы напрягаться, разговаривать, пытаться шутить, может быть, объяснять, кто ее привел и в каких она отношениях с хозяином этой квартиры. А Оля даже и не поняла сначала, кто именно здесь хозяин. Но ее и это особенно не интересовало. В комнате было тепло, хотя и дымно. Олина спина привыкла к дивану, на который опиралась, и всем казалось, что эта незнакомая девушка сидела тут всегда. Небольшой шоколадный торт, который они купили вместе с Ларисой, молниеносно исчез в неизвестном направлении. Судя по всему, его съели кулуарно в кухне какие-то незнакомые им люди. Но Оля была равнодушна к сладостям, и ее это не расстроило. Она просто приняла к сведению нравы этой компании.

Сейчас она раздумывала над тем, как ей уйти. Было уже достаточно поздно, но, поскольку их привезли сюда на машине, она была не уверена, что быстро найдет дорогу к метро. Разумно было бы дождаться подругу. Но ее уже начало клонить в сон. Накрыться бы чем-нибудь и поспать! Она решила, когда кто-нибудь будет уходить, уйти с ними. Ей даже не было обидно, что вот и в этой компании она абсолютно никого не интересует, и не было жаль потраченного зря времени. Она просто наблюдала жизнь, вот и все. И эта жизнь казалась ей очень глупой. А вот что было не глупо в жизни, она еще не могла для себя решить.

Наконец ей пришлось оторваться от спинки дивана для того, чтобы сходить в туалет. Выйдя из него, в тесном коридорчике она по ошибке нажала не на тот выключатель.

– Черт бы вас всех побрал! Целоваться надо не здесь, а в кухне. – Из незамеченной ранее двери, обклеенной такими же старыми обоями, как и весь коридорчик, появился высокий, довольно стройный молодой человек с гладкими, зачесанными назад волосами, в черном, болтающемся на плечах, свитере.

– Извините… – Оля растерялась и стала снова наугад нажимать выключатель. – Я вообще-то не собиралась здесь целоваться. – Ее смущало, что в коридорчике был отчетливо слышен шум воды, спускающейся из унитаза неожиданно бурным потоком.

– Уходите? – спросил ее молодой человек.

– Ухожу, – зачем-то сказала она, хотя до этого уходить не собиралась. – Только не вижу, где моя куртка…

– Что, не нравится сборище? – криво ухмыльнулся незнакомец.

– Я никого здесь не знаю, – дипломатично ответила Оля.

– А зачем тогда приходила? Хотела познакомиться?

– Подружка попросила вместе с ней сходить, – Оля по натуре была прямодушна. Иногда она предпочитала молчать, но приукрашивать себя, делать более цветистой речь или внешность принципиально не хотела. «Что выросло, то выросло, – по-прежнему думала она о себе. – По крайней мере не надо заботиться о поддержании имиджа». Думая так, она имела в виду в первую очередь мать и ее жизненное кредо – всеми силами поддерживать неземную красоту и представать перед кем только можно женщиной волшебной, очаровательной, восхитительной. А кому, в принципе, это так уж важно? Олю забавляло, насколько обязательным считает мать быть одетой и причесанной, как на картинке из модного журнала, даже когда собирается в обыкновенный магазин. Вместе с тем Оля прекрасно знала, что бабушка ее со стороны матери была простым бухгалтером в ЖЭКе, а дедушка – плотником, и ее, в отличие от матери, которая не любила говорить о том, кем были ее родители, никогда это не смущало. Юлия же, особенно раньше, когда еще была замужем за Азарцевым, в любом разговоре обязательно упоминала, что ее тесть был генерал-лейтенантом, высокопоставленным чиновником Генерального штаба.