Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - Владимир Шеин

— Если и вы, и я не уверены в том, что Фёдоров убил Костомарова, то мы не можем направить это дело в суд.

— С чего ты взял? Очень даже можем. В наши функции входит проверка уголовного дела и направление его в суд. Если мы ошиблись, то суд в ходе рассмотрения дела укажет нам на это. Хотя у меня сомнений нет.

— Как же нет? Почитайте дело сами.

— Зачем? Всё, что мне необходимо я услышал — процессуальных нарушений следователь не допустил. С твоим мнением о невиновности Фёдорова разберутся служители Фемиды — Мамонтов любил ввернуть красивые фразы в свои речи.

— Но у него же есть алиби. Он разговаривал по телефону в момент убийства и находился в другом месте.

— Ты путаешь, Витя. Телефон Фёдорова находился в другом месте, сам же он мог находиться на месте убийства. Иных доказательств его алиби, как я понимаю, нет?

— Нет. Он отказался сообщать, с кем он говорил.

— Ну вот. — удовлетворённо констатировал Мамонтов.

— Олег Григорьевич, это неправильно, неправильно так работать. Из-за наших действий может пострадать человек, который, может быть, ничего не совершал.

— А если совершал? Запомни, нет, вернее, заруби себе на носу — по этому делу работало много людей и ни у кого из них сомнений в виновности Фёдорова не возникло. Неужели ты думаешь, что ты умней остальных?

— Нет, но все могут ошибаться.

— Хорошо, баран ты упёртый! — помощник прокурора стал выходить из себя. — Давай посчитаем. До тебя и меня к этому делу имели отношения сотрудники уголовного розыска. Ты думаешь они землю не копали, чтобы найти истинного виновника? — задал он вопрос и сам же ответил на него. — Уверен они её не копали, а перевернули, а потом просеяли через мелкое сито. Затем работал следователь, кстати, совсем не глупый: Семёнов умён и в своих действиях методичен и напорист как бетономешалка. Из твоих выводов следует, что и он ошибся? А почему, собственно? Простая арифметика говорит, что ты в меньшинстве.

— А если мы все ошибаемся? — вклинился в речь наставника Кривов.

— Витя, не перебивай. Даже если такое произойдёт, что маловероятно, у нас есть суд. Если мы допустили ошибку, то он её точно исправит.

— Мы же сами можем её исправить, направив дело на дополнительное расследование.

— Это дополнительная работа, которая не нужна ни нам, ни следователю, никому.

— Я не согласен, в этом заинтересован Фёдоров. Ваши слова наводят на мысль о том, что вы сами заинтересованы в том, чтобы Фёдоров сел в тюрьму. — Кривов сам испугался того, что сказал.

— Виктор, я вижу, что ты меня не слушаешь. А если слушаешь, то не хочешь понимать. Ты можешь делать всё, что тебе угодно, но сейчас ты направишься к прокурору с обвинительным заключением и сообщишь, что уголовное дело изучено и готово к направлению в суд. Если ты поступишь иначе, сам решай проблемы не только с твоим, но и с моим непосредственным начальником — я в это вмешиваться не буду. Не хочу выглядеть пророком, но также скажу тебе, что, если ты повторишь тот же бред прокурору, что сейчас слышал я, в лучшем случае будешь высмеян.

— Олег Григорьевич, а если я действительно всё расскажу прокурору? А также сообщу о своих подозрениях о наличии у вас заинтересованности в этом деле?

— Делай что тебе угодно — каждый имеет право на ошибку и на то, чтобы его покарали за эту ошибку. Свободен. — Мамонтов, поставив точку в разговоре, углубился в чтение журнала, который лежал перед ним или, скорее, сделал вид, что читает его.

— Олег Григорьевич, — решительно продолжил Кривов, — разрешите последний вопрос?

— Слушаю, — со страдальческим видом произнёс Мамонтов, — и чтобы после этого я тебя больше не видел.

— Что произойдёт, если и суд откажется вмешиваться в судьбу Фёдорова, не захочет разбираться в этом деле? Что?

— Это же суд! Он обязательно разберётся и если судья ошибётся, то будет допущена фатальная, ужасная, но иногда случающаяся судебная ошибка. В судебной системе большое количество инстанций, в каждой из которой заседают профессионалы, специалисты своего дела. Они-то и должны установить правду.

— И устанавливают?

— Конечно, Виктор, конечно. Иди к прокурору.

Кривов, хоть и не переубеждённый помощником прокурора, вышел из кабинета. Посмотрев на уже закрытую дверь кабинета, Мамонтов то ли сам себе, то ли в след ушедшему Кривову произнёс:

— Только сидят в суде такие же люди, как я, и такие, каким вскоре станешь ты.

Кирсанова целеустремлённо выводила меня из себя: прошло пять дней с момента нашей беседы, а она не позвонила и не сообщила мне ничего по поводу кортика. Мало того, она и на мои звонки не отвечала. Младшая сестра Виктории, которая полчищами уничтожала различную виртуальную нечисть у меня в приёмной, ничего сообщить о ней не могла или не хотела. Последнее более похоже на правду. Значит, эта неутомимая и целеустремлённая особа опять что-то придумала. И объектом, целью опять выступал я. Блин! Как она меня бесила. Но сведения, которыми она уже, может быть, располагает, нужны мне чертовски. Набрав телефон Виктории и без удовольствия послушав какую-то мелодию, установленную на её звонок, я отключил телефон. В ближайшие дни необходимо было решить этот вопрос. Пока же я решил встретиться с одним из ключевых свидетелей по делу Фёдорова — Селемякиной Инной Сергеевной. Позвонив ей (Слава Богу, её телефон имелся в материалах уголовного дела), я вновь, как и в ситуации с Кирсановой, был проигнорирован. Селемякина отвечать не желала. День явно не задался. Окончательно меня добила госпожа Фёдорова, которая решила проявить ко мне внимание, что и показал её звонок.

— Доброе утро, Вячеслав, — начала она, как только я принял звонок, — что нового? Есть ли какие-нибудь новости?

— Пока нет.

— Но уже прошло пять дней, как ты приступил к работе! — упрёк в голосе мачехи или матери моего клиента услышал бы даже глухой. — У меня сложилось впечатление, что ты человек действия.

— Честно говоря, твоё мнение обо мне мало меня трогает. Я выполняю работу так, как считаю нужным.

— Грубо. Грубости я от тебя также не ожидала. Хотелось бы получить отчёт.

— Кристина, от меня ты никакого отчёта не получишь ни при каких обстоятельствах.

— Не поняла. Как так? Значит, мои деньги ты брать готов, а результат, который я ими оплатила сообщать отказываешься?! — тон Фёдоровой сквозил металлом, при этом наиболее твёрдым из них.

— Ты абсолютно права. — у меня тоже не было настроения.

— Объяснись! — ага, в её голосе прорезалось любопытство.

— Всё очень просто. Моим клиентом является твой пасынок…, извини, сын. Только он вправе требовать от меня чего-либо. Ты в данной ситуации лишь заинтересованная сторона — желаешь получить информацию, обращайся к сыну. Адвокатская тайна, что поделаешь. — последней фразой я хотел примирить её.