Очень большие деньги - Алексей Макеев

Глумов сделал все быстро и точно. Помнится, его принял тогда грузный человек в белом костюме, с обвислыми черными усами, как у Тараса Бульбы. Вряд ли этот человек проходил в школе Гоголя, но глаза у него были мудрые и печальные, а голос твердый, но заботливый, как у доброго отца. Разговаривали они по-испански, и этот человек сказал тогда на прощание: «Спасибо, сынок! Хорошенько повеселись в Майами!»

Глумов и сам собирался так поступить. Но сначала он хотел разыскать Кирюху, которого не видел четыре года, но с которым иногда перезванивался. Кирюха занимался как раз увеселительным бизнесом – гонял яхту под названием «Глория» по побережью, показывал туристам красоты. К его разочарованию, телефон Кирюхи не отвечал. Глумов сходил в порт, но «Глории» не нашел. После долгих расспросов удалось выяснить крайне неприятную новость. Какой-то потный жирный малый, околачивающийся возле портовой конторы, сообщил ему, что «у этого чокнутого русского были большие проблемы с налогами, и, наверное, он сделал ноги».

Расстроенный, Глумов побродил по городу и осел в каком-то кабаке на берегу залива. В кабаке по вечерам давали стриптиз, но был полдень, и пока здесь было сонно и тихо. Глумов заказал себе виски и мрачно потягивал его, глядя на бирюзовый сверкающий простор за окном.

Он и не заметил, как за столик к нему подсел этот седой, но подтянутый и, судя по всему, очень сильный человек. Из-под коротких рукавов защитного цвета рубашки выглядывали бронзовые полушария мускулов. Глаза у человека были стального цвета, жутковатые и неподвижные, как наведенное пистолетное дуло.

Сначала Глумов не обратил на него внимания. В порту всегда можно встретить кучу странных людей, которым не терпится рассказать какую-нибудь историю. Потом он забеспокоился – лицо человека показалось ему знакомым. Где он мог его видеть, Глумов не помнил, и это его обеспокоило – в его бизнесе положено было помнить все.

– Меня зовут Фил, – неожиданно сказал человек, пристально глядя на Глумова. – Фил Козловски. Как зовут вас, я знаю, можете не представляться.

Такое заявление Глумову и вовсе не понравилось. Он молча поднялся, бросил на столик деньги и хотел идти к выходу, но Фил тихим грозным голосом сказал:

– Сядьте, Андрэ! У меня к вам разговор. Я же сказал, что знаю, кто вы. Вы не знаете меня, но я не стану делать из этого тайны. Я работаю на Федеральное бюро. Не дергайтесь! Мы давно на вас вышли. Вы должны понимать, что в Андах у нас есть свои люди. К сожалению, они не обладают той степенью доверия, какой обладаете вы. Да сядьте же!

Глумов подчинился. По правде говоря, он был в нокауте. Жизнь в одно мгновение перестала быть прекрасной, и солнце над заливом померкло. Он был в чужой стране, а напротив сидел агент ФБР, и это могло означать только одно – стальная камера, наручники и что там у них полагается за наркотики – электрический стул, пожизненное? Но где же он прокололся? Или прокололись все? Но Хозяин держался так уверенно, когда отправлял его сюда…

– Вы ничего не путаете? – спросил он сдавленным голосом. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Да все вы понимаете! – отмахнулся Козловски. – И не дергайтесь, я не собираюсь надевать на вас браслеты. У меня другая идея. Насколько я понимаю, вы любите деньги?

– Не я один, – буркнул Глумов.

– Но не все ради денег вывозят из сельвы отраву, которая губит тысячи молодых жизней в этой прекрасной стране! – с пафосом сказал Козловски. – Вы, русские, удивительно быстро находите для себя нишу в любом криминальном сообществе. В некотором смысле я даже уважаю вас. По нашим сведениям, вы организовали мощную группу, работающую как часы. Вы даже заставили тамошних метисов выучить русский язык! Такой надежной команды у Риберо еще не было. Видите, нам известно, что вы работаете на Риберу. Но вечно это все равно продолжаться не может, вы понимаете.

– Вечного ничего не бывает, – сказал Глумов, потому что совсем уж молчать было глупо.

– Вас это особенно касается, – хладнокровно продолжал Фил. – Вас или пристрелят в горах, или приговорят годам к тридцати. Говорят, в Америке тюрьмы чуть получше, чем в России, но за такой срок может надоесть даже «Хилтон».

– У каждого своя судьба, – упрямо сказал Глумов.

– Судьбой можно управлять, – возразил Козловски. – Сейчас как раз такой момент, когда вы еще можете переложить руль. Я готов предложить вам отличные условия. Вы получите кругленькую сумму – наличными или по чеку, как пожелаете, – всю положенную помощь по программе защиты свидетелей и гражданство Соединенных Штатов. По-моему, неплохо.

– Заманчиво, – угрюмо сказал Глумов. – И за что предлагаете такую халяву?

Последнее слово он произнес по-русски, но Фил даже глазом не моргнул.

– Халява, – произнес он почти без акцента. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Я давно специализируюсь на русской мафии. Но это не халява. Вы должны сдать нам Риберо. Вы знаете, где его резиденция, вы знаете, как к нему подобраться…

– Я ничего не знаю, вы не там ищете, – сказал Глумов, украдкой оглядываясь по сторонам.

Ничего подозрительного вокруг он не увидел, но он понимал, что Фил пришел сюда не один. В одиночку ему было бы трудно отслеживать перемещения Глумова по Майами. Видимо, за ним уже давно наблюдают.

– Вы правильно поняли, – спокойно заметил Козловски. – Если мы не найдем с вами взаимопонимания, отсюда вы уедете в большой красивой машине в сопровождении моих агентов. У нас достаточно на вас материала, чтобы засадить вас.

– Вы блефуете, – сказал Глумов.

– Может быть, но это обычный игровой прием. Он часто приносит успех. Что вы скажете, если у вас в номере найдут кокаин?

– Это чепуха!

– Это совсем не чепуха. Американские судьи очень болезненно относятся к попыткам иностранцев навязать нам безнравственный образ жизни. В борьбе за моральные ценности общества все средства хороши – это мое личное убеждение. Моя команда разделяет мои взгляды. Поэтому я просто уверен, что в номере у вас обязательно найдут кокаин, а может быть, и кое-что похуже.

Глумов подумал, что в его положении трудно придумать что-то хуже, но обсуждать это с Филом не стал.

– Мой адвокат… – начал он.

– Заткнитесь, – посоветовал Фил. – Неужели вы так ничего и не поняли. Мы – демократы, но мы умеем защищаться, когда это нужно. Вас не спасут никакие адвокаты. Получите сполна за все – и за свои грехи, и за грехи Риберо.

Глумов с тоской посмотрел на залив. Эта сверкающая золотом и бирюзой вода была совсем рядом, в двух шагах, но добраться до нее было уже невозможно, – может быть, лет через десять-двадцать, в зависимости от благосклонности американской Фемиды. Глумов вспомнил самодовольное жирное лицо Риберо, толстую сигару в его слюнявых губах, мясистые затылки его «горилл», парящихся в тропическую жару в черных пиджаках, тяжелую челюсть Бугая, который с громадным трудом одолел основы испанского языка, но умудрился при этом заделаться у Хозяина любимчиком, вспомнил горные тропы, душные джунгли и большезадых проституток в притонах. Кажется, не об этом он мечтал, когда пускался в свои странствия.