Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

— Кухня, дети, церковь? — хмыкнул я. — Был бы Петя рядом?

— Да, и об этом тоже. Почему нет? — она разозлилась.

— Потому что это так банально! — не удержался я.

— Банально? И что? Все хорошее довольно-таки банально. Как это все-таки странно. Вокруг нас огромный мир, причем такой хороший. Нам повезло — совсем не то что прошлому поколению. Никто никого не убивает, нам всем достаточно еды и тепла, но такие, как ты, все равно боятся любить и находят особую гордость в своем искусстве жить в одиночку. Я этого не понимаю! Зачем нужна твоя долбаная оригинальность?

— Слушай, я не хотел тебя возмущать. Ты права. Банальность — это хорошо. Слушай, а как погибли твои родители? — спросил как-то я. Она молчала долго, потом сказала, что мать умерла всего несколько лет назад. Больше не сказала ничего. Я пожалел, что затронул эту тему. Это было жестоко. Наверное, жестоко. Я просто хотел узнать ее лучше, но она так больше и не стала ничего говорить о своей семье.

— Ну, не обижаешься? Мир? — спросил я, отметив про себя, что в этот раз мы болтаем уже больше часа. Во что я превращаюсь. Сижу на работе и болтаю с девочкой, которая даже не собирается со мной спать!

— Мир.

— И любовь? — подколол я, но она меня проигнорировала.

— Тьфу на тебя!

— Почему это? — удивился я. — Почему бы тебе не полюбить меня… немножко?

— Потому что жернова все равно уже работают, и из зерна все равно будет сделана мука. И твое сердце даже сейчас никак нельзя назвать целым. Ты же не сможешь склеить его, не сможешь заполнить кувшин доверху, потому что кувшин твой — с трещиной. Все вытечет.

— Ты вообще о чем? — опешил я.

— Я о том, что все, что ты делаешь — на работе или дома, с мамой или с девушками, — это все пустое. И ты сам уже чувствуешь это, оттого и звонишь мне чуть ли не каждый день. Ты хочешь все это слышать. Ты хочешь, чтобы твоя жизнь тоже была наполнена каким-то смыслом.

— Но она и сейчас.

— Да? Сейчас она пуста, набита какой-то ерундой.

— Ничего подобного, — возразил я. — Я звоню тебе, потому что у тебя замечательно рыжие волосы. Потому что ты мне нравишься. Я тебе это уже говорил.

— Нет.

— Что нет? Не нравишься? Ну уж это мне лучше знать! — возмутился я.

— Нет, ты звонишь мне, потому что твоя жизнь — она когда-то дала тебе столько авансов, а ты все порастратил. Ты ничего не можешь вернуть, твои карманы пусты. Ты живешь в долг. И что будет завтра, когда счета предъявят к оплате?

— Что будет завтра — я примерно догадываюсь, — успокоил ее я. — А тебе надо идти работать пророком, ты бы всех до полусмерти напугала, — я громко рассмеялся и продолжал слушать ее милую болтовню.

* * *

Болтовня с Ирой оживляла. Ее детские порывы достучаться до моей человечности, ее попытки сделать из меня вегетарианца, правдолюба, эколога, любителя собак забавляли. По ее мнению, я просто был обязан посадить дерево, вырастить сына и построить дом. То, что я уже купил квартиру, она засчитывать отказалась.

— Ты должен делать что-то руками, — требовала она, сидя на скамейке около метро ВДНХ.

— Я многое могу делать руками! — ехидствовал я. — И многие девушки были бы очень рады позволить мне поработать руками… и не только.

— Фу! Ты опять?! — она отмахивалась от моих сальностей, фыркала и обзывала меня дикарем. Рядом с ней я чувствовал себя немного более живым. Но правда в том, что через какое-то время я был вынужден признать, что, как бы мне ни хотелось думать обратное, Ирине на меня и мое мужское достоинство глубоко наплевать. Она все еще верила в то, что к ней может вернуться Петр. Она, правда, постоянно говорила о том, что желает ему счастья и хочет, чтобы у него с женой все было хорошо. Но я знал, что она его ждет. Это меня бесило.

— Почему, если он тебе так нужен, ты не делаешь ничего?

— Я не хочу нарушать его свободную волю.

— Глупость какая. Позвони ему, устрой скандал его жене. Борись! Или уже плюнь на него и уходи ко мне, — я соблюдал шутливую форму, но в глубине души ужасно этого хотел.

— К тебе? Зачем? Ты что, уже меня любишь? Большое чувство? — переспросила она, ехидно смеясь.

— Нет. Я люблю только твои волосы, — ответил я обиженно. Она помолчала, потом вдруг встала и заявила, что ей надо бежать. Куда бежать? Она не сказала. Я начал подумывать, что все эти посиделки надо кончать. На свете есть и другие рыжеволосые девушки. Жаль только, что я не знаю ни одной. Я вздохнул и пошел домой. Один.

Через несколько дней она вдруг позвонила сама, что было, признаюсь, совершенно ново. Обычно все-таки звонил я. Я предпочитал думать, что это такая форма ее кокетства, социальный стереотип, согласно которому девочки не должны первыми звонить мальчикам. Но в ее случае это было больше похоже на безразличие. Я звонил, а она то брала трубку и болтала со мной, как с одной из своих подружек, то говорила, что занята и не может говорить. Никогда не перезванивала, кстати. А тут позвонила сама. Я не поверил своим ушам.

— Ты занят? — спросила она, и по одному тону ее голоса я понял вдруг, что она плакала и что ей очень, очень плохо. Мне вдруг захотелось встретить ее Петра в каком-нибудь темном переулке и надавать ему по физиономии кулаком. Очень захотелось.

— Нет, я совершенно свободен. До пятницы, — пошутил я, но она не поняла юмора. Видимо, она не смотрела телевизора с самого детства. Даже мультики.

— Я могу к тебе приехать? — спросила она после долгой паузы.

— Выпить не с кем? — поддел ее я, в очередной раз забывая, что она плохо понимает юмор.

— Может быть, — уклончиво ответила она.

— А что случилось? — я решил проявить искренний интерес, девушки это любят. Я говорил на пониженных тонах, так я звучу более искренне и убедительно. Проверено на спонсорах. На Ирине не сработало. Она проигнорировала мой вопрос.

— Я буду через полчаса.

— А хочешь, я за тобой заеду? — предложил я, вовремя сообразив, что сейчас середина лета, а кожаные брюки мне очень идут. Я на моей «Ямашке» — убойное сочетание, еще ни одна женщина не устояла перед ним. Надо попробовать это средство на Ирине. Может, хоть это ее проймет. Не можем же мы дружить, в самом деле, вечно!

— Владимир с тобой? — спросила она с неожиданной радостью в голосе. Владимир? На минутку я завис, прикидывая, о ком речь. А, мой водитель.

— Нет, я не на машине.

— А на чем? На самокате? — хмыкнула она.

— Вроде того, — подтвердил я. Погоди у меня, вот увидишь. Я в своих штанах как Бонд, Джеймс Бонд. И тебе не уйти от меня. Когда вокруг столько тепла и света, так много красивых людей и длинных, бесконечных дорог на юг, депрессию исцелить легко. Пара хороших, умелых поцелуев — и все. А такую терапию я вполне готов обеспечить.