Хлопоты ходжи Насреддина - Леонид Резников

Пусть я и большая куча смердящего навоза – возможно, так оно и есть, – но я не позволю надрываться старому человеку.

– О горе мне! – всплеснул руками Насреддин. – Дашь ты мне, наконец, поработать, о яд моей души? Я еще вполне полон сил. Да-да, и не смотри на меня так!

– Если вам так хочется, можете вставить оконные рамы, – отозвался Саид, ловко взбираясь по лесам с бревном на плече. – Они не такие тяжелые.

– О-хо-хо, – вздохнул Насреддин и поплелся на двор, туда, где были сложены новенькие окна и сколоченные Икрамом двери. В конце концов, Саид в чем-то прав – годы у Насреддина уже не те, чтобы скакать по стенам с бревнами на плечах. Но ходжа не привык сидеть без дела, когда рядом работают другие. Может, оттого он до сих пор был еще достаточно бодр и полон сил?

Когда ходжа заканчивал устанавливать на место второе из окон, а Саид с Икрамом установили в пазы и закрепили четвертую балку, в калитку ввалились двое стражников и замерли по обе ее стороны. За ними вошел худой человек с мрачным и серым лицом. Оглядев двор и стройку, он остановил свой взгляд на стоявшем на стене Икраме.

– Дехканин Икрам! – произнес человек сухим гортанным голосом. – И старик, что проживает с тобой. Вас немедленно требует к себе наш досточтимый кази!

– Ну вот, – вздохнул Икрам, слезая со стены, – началось. Говорил же.

Ходжа ничего не ответил, а только засунул за пазуху нужные бумаги и ободряюще похлопал по плечу Икрама.

– Не расстраивайся раньше времени. Я уверен, все еще обойдется.

– А-а, – только и отмахнулся дехканин и поплелся к калитке, где его ожидали слуга судьи и стражники.

– А ты, Саид, – обернулся Насреддин, – подожди нас здесь. Мы скоро вернемся.

– Не тот ли это Саид, которого уже трижды сажал наш благородный кази? – прищурился слуга, вглядываясь в потное и чумазое, в потеках пота лицо Саида.

Тот икнул и, попятившись, спрятался за стену.

– Впрочем, – пожал слуга плечами, – насчет него указаний не было. Он может остаться. Хотя, нужно заметить, странные у тебя друзья, дехканин.

– Уф-ф, – донеслось из-за стены, за которой прятался Саид.

– Поспешите! – поторопил слуга Насреддина с Икрамом. – Справедливейший не любит ждать. Ему не до того.

– Если он куда-то торопится или у него неотложные дела, то мы можем подождать, – предложил ходжа. – Нам-то уж точно торопиться некуда.

– Но-но! – погрозил слуга пальцем, а один из охранников больно ткнул Насреддина тупым концом копья в спину.

– Легко ткнуть палкой в спину старого беспомощного человека, – обернулся к стражнику Насреддин, – но я бы с удовольствием посмотрел, как то же самое ты проделал бы со львом.

Стражник сначала растерялся, но потом решил поставить старика на место, вновь приподняв копье, однако слуга судьи удержал его за руку.

– Я-то уж знаю, какой ты беспомощный. Иди!

– Знание в руках умного человека – грозное оружие, – заметил ему ходжа.

– Ага, я такой! – гордо произнес слуга, выпячивая грудь колесом.

– Но для глупца оно губительно, – закончил Насреддин.

– Но-но, знай свое место, оборванец! – погрозил уже кулаком слуга. – Впрочем, – захихикал он, – сейчас мы увидим, кто из нас глупец.

Насреддин ничего не ответил и, заложив руки за спину, пошел вперед резвой стариковской походкой. Икрам нагнал ходжу и пристроился сбоку от него.

– Зачем ты их злишь? Разве и без того у нас мало проблем?

– Терпеть не могу зазнаек и дураков, – сказал Насреддин, а Икрам только пожал плечами и в очередной раз вздохнул.

Дом, в который привели ходжу с Икрамом, был огромен по любым меркам: два этажа белого камня, широкие окна, беседка, устроенная на крыше дома, в которой кази любил отдыхать с пиалой чая дивными летними вечерами, вдыхая ароматную прохладу разбитого под окнами дома сада. Не хватало только фонтана и лебедей, но фонтан устроить было сложно и дорого, а длинношеих грациозных птиц судья недолюбливал – они напоминали ему подслушивателей, тянущих свои тощие шеи в надежде, что их черного слуха коснется нечто тайное и важное. Впрочем, и сам кази не чурался их услуг, иначе как можно было выяснить, какие мысли витают в головах бедноты, да и не только ее – бедным кази доверял еще меньше, а иной раз и побаивался.

В широкой комнате, где на возвышении восседал кази, не за что было зацепиться взгляду: белые стены, пол, безвкусно выложенный крупной мозаикой, потолок с изысканной лепниной и никакой обстановки. Только в углу у окна в высокой клетке сидел нахохлившийся попугай, сонно, полуприкрытым глазом, наблюдавший за происходящим. Сам кази тоже оказался довольно заурядным, ничем не отличавшимся от других судей, которых Насреддину довелось повстречать на своем веку. Кази был тучен, несколько узок в плечах, имел два подбородка и круглое лицо с полными щеками, из чего можно было заключить, насколько тяжела судейская доля. Это же следовало из огромного блюда жареного мяса, стоявшего рядом с судьей, в которое тот периодически запускал пальцы, выискивая кусок побольше и пожирнее. Но при появлении в комнате ходжи и Икрама судье пришлось отложить приятное занятие – еда отвлекала, настраивая кази на лирический лад, и потому мешала творить суд.

Нехотя отодвинув от себя блюдо, кази отер жирные пальцы о халат, не удостоив взглядом слугу, подсунувшего ему миску с водой, но потом все же заметил его и ополоснул в воде пальцы. Обычай мыть руки кази завел у себя после того, как ему однажды довелось побывать при дворе здешнего эмира. Ополаскивание рук после еды, как считал кази, возвышает его над остальными. Покончив с мытьем рук, судья вновь отер их о халат, сплошь покрытый жирными пятнами, и обратил свой пристальный и весьма проницательный, как он полагал, взор на ходжу; Икрама же кази полностью проигнорировал.

Насреддин спокойно выдержал колкий взгляд – такой прием запугивания ему был хорошо знаком. Взгляд кази как бы говорил: «бойся меня, я вижу тебя, проходимца, насквозь!» И потому ходжа в ответ одарил судью взглядом, в котором читалось следующее: «я тоже отлично вижу, кто ты, кази, и не боюсь тебя!» Кази, хорошо разобравшись в немом посыле ходжи, несколько стушевался и обернулся к стоявшему рядом с ним Пулату. Тот с презрительным превосходством взирал на ходжу, ожидая, что кази непременно покарает ограбивших его оборванцев. За то судье уже было обещано десять золотых монет – их Пулат вернет с лихвой, как только справедливый кази в счет возмещения ущерба передаст ему двор и дом дехканина.

Слуга, приведший ходжу с дехканином на суд, выступил вперед и поклонился судье:

– О справедливейший