Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник) - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

– «Вы масон?»

– Ясно. – Она замешкалась, пристально вглядываясь в его настороженное и напряженное лицо, удерживая его тем самым на месте. – Ты пойдешь спать?

– Что-то есть захотелось…

– А разве ты не наелся?

Он медлил с ответом. Перед ним в гостиной стоял матово поблескивавший стеклами книжный шкаф, и Бэзил, бросив на него тусклый взгляд, стал рассматривать книги.

– Мы хотим поставить пьесу, – вдруг произнес он. – А я ее пишу!

– Что ж… Это очень хорошо. Пожалуйста, не засиживайся и ложись спать. Вчера ты лег слишком поздно, и у тебя уже появились темные круги под глазами.

Из книжного шкафа Бэзил извлек «Ван-Бибера и других», раскрыл и стал читать, одновременно поглощая большую тарелку клубники со сливками. Вернувшись в гостиную, он несколько минут посидел у фортепьяно, переваривая ужин и любуясь цветной картинкой на обложке нот песни из «Сыновей полуночи». На картинке были нарисованы трое мужчин в вечерних костюмах и цилиндрах, весело шагающие по Бродвею на фоне сверкающей огнями Таймс-сквер.

Бэзил с негодованием отверг бы любые попытки уличить его в том, что из всех произведений искусства именно это нравилось ему больше всего, хотя на сегодня дело обстояло именно так.

Он поднялся наверх. Достал из ящика стола толстую тетрадь и раскрыл ее.

На следующей странице, под заголовком «Неправильные глаголы», было записано:

Он перевернул страницу.

МИСТЕР ВАШИНГТОН-СКВЕР Музыкальная комедия

Либретто: БЭЗИЛ ДЬЮК ЛИ Музыка: Виктор Герберт.

АКТ I

(Крыльцо «Клуба миллионеров», вблизи Нью-Йорка. Вступление исполняют ЛЕЙЛА и ХОР ДЕБЮТАНТОК.)

Лейла (шагнув вперед). Ну, девочки, скажите: заглядывал ли сегодня мистер Вашингтон-Сквер?

Бэзил перевернул страницу; вопрос Лейлы так и остался без ответа. Вместо него на новом листе большими буквами был записан новый заголовок:

БЭЗИЛ ДЬЮК ЛИ

ИК! ИК! ИК! Веселый фарс в одном акте.

Сцена

(Модная квартира недалеко от нью-йоркского Бродвея. На часах – почти полночь. Не успевает подняться занавес, как раздается стук в дверь, и чуть погодя дверь открывается; выходит красивый мужчина в вечернем костюме, в сопровождении приятеля. Мужчина явно пил весь вечер, поскольку бормочет нечто нечленораздельное, нос его покраснел, ему с трудом удается удерживаться на ногах. Он включает свет и выходит на середину сцены.)

Стьювесант. Ик! Ик! Ик!

О’Хара (его приятель). Бегора, ты весь вечер только это и повторяешь!

Бэзил перевернул страницу, затем еще одну, торопливо, но не без интереса, пробегая глазами написанное.

Профессор Пампкин. Итак, раз вы считаете себя образованным человеком, скажите мне, пожалуйста, как на латыни сказать «это»?

Стьювесант. Ик! Ик! Ик!

Профессор Пампкин. Верно. Разумеется, так. Я…

На этом месте текст «Ик! Ик! Ик!» обрывался. На следующей странице все та же решительная рука, словно не заметив, что две предыдущие попытки кончились ничем, начертала новый заголовок, жирно его подчеркнув.

БЭЗИЛ ДЬЮК ЛИ

ТЕНЬ ПЛЕНЕННАЯ Мелодраматический фарс в трех актах

Сцена

(Действие всех трех актов происходит в библиотеке нью-йоркского дома ВАН-БЕЙКЕРОВ. Библиотека богато обставлена, сбоку стоит красный торшер, на стене висят старинные перекрещенные копья, рыцарские шлемы и тому подобное, у стены – диван; обстановка напоминает пещеру в восточном стиле.

Когда поднимается занавес, за столом сидят МИСС САУНДЕРС, ЛЕЙЛА ВАН-БЕЙКЕР и ЭСТЕЛЛА КЭРРЕДЖ. МИСС САУНДЕРС – весьма игривая старая дева лет сорока. ЛЕЙЛА – черноволосая красавица. ЭСТЕЛЛА – блондинка. Вместе эти дамы представляют собой довольно неожиданное сочетание.)

«Тень плененная» занимала все оставшиеся листы и еще несколько дополнительных листков, вставленных в конце тетради. Дочитав до конца, Бэзил некоторое время задумчиво сидел. В Нью-Йорке в этом году был бум «криминальных комедий», и сейчас он вновь живо и ярко переживал ощущения и размах двух виденных постановок. Ему они казались исполненными громадного значения, открывая новый мир, гораздо более обширный и блестящий, чем мир за окнами и дверями его дома, и именно этот самый мир, а вовсе не желание создать некое подобие «Офицера 666», вдохновил его на лежавшее сейчас перед ним произведение. Он взял новый блокнот, написал сверху «Акт II» и принялся строчить.

Прошел час. Несколько раз он обращался к небольшой коллекции сборников шуток и прибегал к помощи потрепанной «Сокровищницы остроумия и веселья», в которой содержались уже успевшие мумифицироваться викторианские остроты епископа Уилберфорса и Сиднея Смита. В тот самый момент, когда по сюжету медленно открылась дверь, он услыхал громкий скрип лестничной ступеньки. В ужасе, дрожа, он вскочил, но все было тихо; о сетку двери с улицы бился белый мотылек, где-то вдали в городе пробили часы, птица на дереве шумно расправила крылья.

Оказавшись в половине пятого в ванной, он был потрясен – за окном уже начинало светать. Он не спал всю ночь! Ему вспомнилось, что те, кто не спит по ночам, сходят с ума, и у него прямо в коридоре замерло сердце. Он с мучительным томлением стал прислушиваться к себе, чтобы понять, сошел он уже с ума или нет? Все вокруг казалось каким-то необычным и нереальным; он лихорадочно бросился в свою комнату, судорожно срывая с себя одежду, пытаясь нагнать убегающую ночь. Раздевшись, он бросил последний грустный взгляд на свою рукопись; в голове у него оставалась еще целая сцена. Чтобы хоть немного отсрочить надвигающееся безумие, он лег в постель – и еще целый час писал лежа.

Поздним утром следующего дня его грубо разбудила одна из двух безжалостных скандинавок, которые, в теории, считались прислугой семейства Ли.

– Одиннадцать утра! – проорала она. – Пять минут двенадцатого!

– Оставьте меня в покое, – пробормотал Бэзил. – Что вам нужно, зачем вы меня будите?

– К вам пришли! – Он открыл глаза. – Вы вчера вечером съели все сливки! – продолжала Хильда. – Вашей маме не с чем было выпить кофе!