Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - Юлия Вознесенская

— Фантастическая история, — сказал Миллер, когда Апраксина перевела ему историю счастливого фотографа. — Теперь я хочу спросить вас об одном художнике, который участвует в выставке «Русский портрет». Это некто Константин Каменев. Вы с ним знакомы?

— С Костей? Да мы с ним друзья!

— И что он за человек?

— Прекрасный человек! И очень талантливый художник, очень. Вы видели его портрет Анны Ярославны?

— Еще не имел чести. А его жену Наталью вы тоже знаете?

— К сожалению, нет. Мы ведь с Костей познакомились здесь, на выставке.

— Понятно. Вы можете и меня с ним познакомить?

— Нет ничего проще! Костик вот-вот подойдет. Хотите еще кофе?

Не успели гости выпить по второй чашке, как в дверь постучали, и в комнату вошел невысокий худощавый человек с аккуратной бородкой и большими зеленовато-серыми глазами.

— Господа, вот Константин Каменев! Костенька, это мои подруги Кирэн Сабгирова и графиня Елизавета Николаевна Апраксина и мой… а это инспектор полиции господин Миллер.

— Очень приятно, — мягким баритоном сказал вошедший.

— Вы говорите по-немецки? — спросил инспектор.

— Не очень хорошо, но официальную беседу нести могу.

— Тогда присядьте, пожалуйста. Разговор у нас с вами будет недолгий, но очень серьезный, — сказал Миллер.

Каменев сел на услужливо подвинутый фотографом стул.

Дальше беседа пошла по-немецки. Апраксина, Кирэн и Толь невозмутимо и молча присутствовали.

— Я здесь по поручению мюнхенской полиции.

— Здесь, во Франции?

— Да. По делу, которое случилось в Мюнхене.

— Что же там случилось?

— Вы все узнаете в свое время. Но сначала несколько вопросов. Скажите, когда вы последний раз виделись со своей женой Натальей Каменевой?

— С моей женой? Она провожала меня на мюнхенском вокзале, когда я уезжал на поезде в Париж.

— Когда это было?

— Утром пятнадцатого апреля.

— Жена говорила с вами о том, как собирается проводить время в ваше отсутствие?

— Как будто нет… Впрочем, вполне возможно, что она говорила о каких-то домашних делах, я не помню…

— Она не собиралась куда-нибудь выехать из Мюнхена? Например, за город?

— Нет. Впрочем, может быть, она собиралась поехать со знакомыми за город на выходные — я не помню. Я, видите ли, был занят мыслями о предстоящей выставке и не слишком внимательно ее слушал. Но в чем, собственно, дело? Надеюсь, с ней ничего плохого не случилось?

— Да, господин Каменев, случилось. Постарайтесь взять себя в руки. Вас постигло большое горе. Дело в том, что вашу жену Наталью Каменеву нашли мертвой в отеле «У Розы» возле австрийской границы.

Каменев побледнел и быстро-быстро заморгал глазами, растерянно глядя на инспектора.

— Что такое, не понимаю… Какой отель, какая роза?

— Отель называется «У Розы». Вам знакомо это название?

— Н-нет, — побелевшими губами прошептал Каменев. — Но, может быть, это ошибка? Почему моя жена вдруг оказалась в каком-то отеле? Это какое-то недоразумение!

— Взгляните на этот снимок. Это она? — Миллер вынул из портфеля и протянул Каменеву фотографию. Тот схватил ее, взглянул и, покачнувшись, стал с ползать со стула. Толь бросился к нему с криком «Костенька!» и успел подхватить его под мышки, когда стул с грохотом опрокинулся на пол. Побелевший как мел Каменев повис у него на руках.

В аэропорт Де Голль подруги прибыли заблаговременно: Миллер отправился покупать подарки жене — надо же было оправдаться за внезапную командировку в Париж! Подруги успели даже посидеть в кафе и вволю посудачить на прощанье. Апраксина пила чай, Кирэн — двойной эспрессо.

— Да, а ведь ты теперь у нас круглая сирота, — сказала Кирэн. — Надеюсь, Мария Владимировна легко умерла?

— Очень легко. Была со мной вместе на пасхальной заутрене, причастилась, а вечером уснула в своей постели — и проснулась уже в раю.

— Царство ей небесное! — сказала Кирэн и перекрестилась. — Все-таки она пережила советскую власть! Я помню, как она говорила: «Я ровесница советской власти, но твердо намерена ее пережить, поскольку в отличие от нее веду здоровый образ жизни!».

— Да, она ее пережила. Жаль только, что тетушка так и не смогла побывать в России.

— Теперь, надо полагать, побывала… А ее подружка баронесса Елизавета фон Кнорринг умерла в Москве и там же похоронена.

— Как это могло быть? Она же работала в «Посеве»!

— Ну да. А «Посев» переехал в Москву. Она работала в нем до последнего дня! Успела немного пожить, поработать на родине и там умереть. А я вот все никак не соберусь съездить в Россию…

— Ты и ко мне-то никак не соберешься!

— Боюсь я твоей Германии, — сказала Кирэн, поморщившись.

— Это с какой же стати ты ее боишься? — удивилась Апраксина.

— Понимаешь, Лизавета, в Германии я сразу же превращаюсь в старуху.

— Вот новости! Это почему же?

— Париж не любит старости, и я тут себя старухой не чувствую, как и любая другая женщина. А в Германии старость еще уважают и почитают. Мне там место в транспорте уступают — представляешь, какой ужас? Там тебя просто-таки заставляют соответствовать своему возрасту!

— Ну, возраст! Меня такие мелочи не волнуют.

— Не такой уж он мелкий, твой возраст, — заметила Кирэн. — Скажи честно, ты у себя дома, поди, и косметики не держишь?

— Это почему же? Держу целый косметический арсенал.

— Ах, ну да! Я забыла, что ты пользуешься гримом при расследованиях. А по собственному желанию ты косметикой пользуешься?

— Конечно! Я постоянно употребляю крем для рук после работы в саду, а в солнечные дни использую крем для загара.

— Я так и предполагала. Нет, дорогая, я тебя очень люблю, но себя я люблю больше, так что ты уж прости, а в Баварию я не поеду. Только здесь, в Париже, женщина не имеет возраста!

— Ну, как хочешь, дорогая.

— Я хочу, чтобы ты почаще сюда ко мне наведывалась.

— Ну, это уж как Бог даст! Да хранит Он тебя, Кира. Ох, боюсь я за тебя…

— А я за тебя, Лизавета. Я за тебя всегда ставлю свечку, когда захожу в нашу церковь на рю Дарю.

— Ах ты благочестивая захожанка! Смотри, если зайдешь в храм и увидишь моих внучек, не проговорись, что я была в Париже и не заехала к ним. Ну, прощай, родная!

— До свиданья, Лизавета!

В понедельник Апраксина с утра заявилась в полицию. Каменев еще не успел сесть в поезд Париж — Мюнхен, а они с инспектором Миллером уже обрабатывали собранный в Монжероне материал.