Суперденьги: Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях - Адам Смит

Но самым худшим было бы вот что: вера миллионов инвесторов, и без того подточенная медвежьим рынком, окончательно рассыпалась бы в прах при виде парализованных и вопящих от ужаса клиентов Hayden, Stone. В этот момент уже все рванули бы к своим брокерам, требуя назад деньги и ценные бумаги. Уолл-стрит годами пользовалась деньгами своих клиентов, а многие бумаги уже никто никогда не нашел бы. Разгневанная толпа снесла бы всех брокеров.

А за всем этим маячил настолько страшный призрак, что о нем даже думать боялись. Во взаимных фондах находилось $50 млрд. Изъять деньги из фонда — дело одного дня. Вы просто приносите свои бумаги и говорите: «Сидни, мне нужны мои деньги». Подушка безопасности у взаимных фондов была: каждый год они продавали больше, чем возвращали пайщикам. Поэтому им приходилось продавать акции исходя только из рыночной стратегии. Если им казалось, что рынок пойдет вниз, фонды могли довести долю денежных инструментов до 10 %; если, по их мнению, рынок собирался рвануть вверх, они могли вложиться в акции по полной. (Кстати, статистика говорит, что это по их представлениям рынок должен был идти вверх или вниз — на деле же рынок издевательским образом каждый раз двигался в противоположном направлении.) Во всяком случае, фонды не продавали акции для того, чтобы вернуть деньги обеспокоенным пайщикам.

А что если эти пайщики взаимных фондов перепугаются и начнут выводить свои деньги? Пятьдесят брокерских фирм уже пошли ко дну, сотни тысяч счетов повисли в воздухе, бегство от брокеров продолжалось, брокеры продавали акции, чтобы хоть как-то пополнить свои капитальные счета, а что же теперь? Что произойдет, если взаимным фондам придется продавать акции для того, чтобы вернуть деньги пайщикам? Кому они эти акции смогут продать?

— Я много думал об этом, — сказал один мой знакомый управляющий фондовой биржи. — Нам пришлось бы закрываться.

— Закрыть Нью-Йоркскую фондовую биржу?! — спросил я. — А что потом?

— Не знаю. Раньше ведь такого не случалось, — сказал он. — Но совершенно очевидно, что правительству пришлось бы вмешаться. А после того, как биржа открылась бы снова, она стала бы совсем, совсем другой…

— Типа югославской фондовой биржи? — спросил я.

— Возможно, — сказал он.

В 8.30 11 сентября 1970 г. до взрыва бомбы в чемоданчике оставалось 90 минут. Для того чтобы провести слияние Hayden, Stone требовалось одобрение 108 держателей векселей этой фирмы. За их подписи сражались не только менеджеры Hayden, Stone — в бой вступили и Роберт Хаак, президент Нью-Йоркской фондовой биржи, и вездесущие, озабоченные до предела управляющие, господа Рохайтн и Ласкер. К пятнице, 4 сентября, когда сделка была практически согласована, подавляющее большинство держателей векселей дали согласие. Оформленная сделка по слиянию должна была лечь на стол совета управляющих биржи в четверг, 10 сентября, но одной-единственной подписи все-таки не хватало. По правилам биржи Hayden, Stone уже должны были отстранить от участия в торгах, однако совет управляющих проголосовал за продление срока еще на несколько часов. Упрямцем, державшим всех остальных за горло, был бизнесмен из Оклахомы по имени Джек Голсен, который всего несколькими месяцами раньше, в марте, вложил в фирму $1,5 млн. Он заявил, что был уверен в том, что отчетность фирмы адекватно отражала ее положение и что Нью-Йоркская фондовая биржа не позволила бы ему вкладывать деньги в компанию, которая вот-вот лопнет. Голсен сказал, что скорее пойдет в суд — может, хоть налогов придется платить меньше. Да и вообще, сказал Голсен, ему надоело то, что на него все давят.

Получив передышку в несколько часов, люди из фирмы Cogan, Berlind, которая должна была поглотить Hayden, Stone, погнали в аэропорт Тетерборо, наняли самолет, полетели в Оклахома-сити и там целую ночь просидели за столом с Голсеном. На рассвете тот все еще упрямо мотал головой. В 8.00 Рохайтн и Банни Ласкер включились в селекторное совещание с Оклахомой. «Они буквально душили меня, взывая к моей гражданской совести», — сказал Голсен. Правительство, убеждали его собеседники, уже в курсе дела. В конце концов Голсен капитулировал. В 9.55, за пять минут до того, как о ликвидации пришлось бы объявить, на тикере Dow Jones появилась новость о поглощении Hayden, Stone другой компанией.

Но проблемам Рохайтна, Ласкера и других конца не было видно. Еще два крупных корабля с пугающей скоростью погружались в бездну: Francis I. du Pont с 275 000 клиентских счетов, третья по размеру брокерская фирма США, и Goodbody &Company с 225 000 клиентских счетов, также одна из крупнейших фирм в стране. Не нужен был даже арифмометр, чтобы понять: если обе эти фирмы пойдут ко дну, трастовый фонд биржи очень быстро останется без денег, а представленный выше сценарий снова станет реальностью. Обе эти истории уже описывались в прессе. На одном только этом сюжете можно написать приличную книгу, или снять сериал вроде «Миссия невыполнима», где каждая серия заканчивается леденящей душу неразрешенной коллизией.

Не так-то просто найти людей, согласных поглотить фирму с Уолл-стрит, теряющую миллионы долларов в месяц. Вы же помните альтернативу: старые добрые облигации телефонной фирмы, 9,35 % годовых — и спите спокойно! К тому же при поглощении нужны не только деньги. У вас должен быть опыт поглощений. Вам, при необходимости, придется закрывать филиалы купленной фирмы. Вы должны будете привести в порядок все ее запутанные бумаги, отчетность и финансы. Короче говоря, вам придется управлять крупным бизнесом, имеющим проблемы. Кому это нужно? Понятно, что только очень крупный финансовый институт может пойти на такой шаг. Взаимные фонды и страховые компании давно давили на биржу, требуя предоставить им членство. Этому изо всех сил сопротивлялись действующие члены — брокерские фирмы — из опасения, что это повредит их бизнесу. В результате на бирже не было институциональных членов. Но только две или три брокерские фирмы могли поглотить такую махину, как Goodbody. Было решено, что Merrill Lynch — самый крупный брокер в стране — должен взять на себя эту задачу. Merrill Lynch выставил жесткие условия: фондовая биржа выделяет $30 млн в качестве компенсации за убытки, неизбежные при наведении порядка в Goodbody. И еще один момент: больше ни единой лопнувшей фирмы, иначе сделка отменяется.

Теперь оставался только du Pont, причем семейство Дюпонов из Уилминтгона, штат Делавер, ни в чем никому помогать не собиралась. Однако кандидат на роль белого рыцаря был известен: техасский миллиардер Росс Перо. Перо был совершенно не похож на традиционного шумного, суперконсервативного, жующего сигару карикатурного техасского нефтепромышленника. Все его деньги были вложены в акции Electronic Data Systems, или EDS — софтверной компании. Перо был настолько правильным, словно сошедшим со страниц скаутских книжек типом, что даже привыкшие ко всему на свете обитатели Уолл-стрит не могли поверить своим глазам. Мальчишкой Перо просыпался в 3.30 и скакал 20 миль верхом, чтобы развезти Texarkana Gazette по бедным фермам и хуторкам, куда никто другой не хотел эту газету доставлять. При выпуске из Военно-Морской академии США он был награжден почетным дипломом. Свой миллиард он заработал на акциях EDS, однако по его словам, самым важный для него был день, когда он получил звание «скаута-орла», скаута первой ступени, а не тот день, когда он стал миллиардером. На скаутские организации он потратил не один миллион долларов. Перо начал работать в IBM в отделе продаж, и к третьей неделе января выполнил годовую норму. Он организовал свою компанию, EDS, располагая всего $1000, а прежде чем заключил первый контракт на продажу программ, получил более восьми десятков отказов. Ростом Перо метр шестьдесят шесть, он коротко, по-военному, подстрижен и всегда носит простые прямые галстуки. Его любимые развлечения — игра в баскетбол с женой и пятерыми детьми или же поход всей бригадой в какую-нибудь закусочную.