Элеонора. Мои поцелуи вкуса крови - Злата Линник

— Особенно когда собиралась задушить меня, ты сам об этом рассказывал… мысленно. Я решила посмотреть на моих человеческих родственников, о которых ты говорил, и пробралась вечером к дому, где они живут. Никто меня не заметил, ты же знаешь, что люди на удивление глухи и слепы ко всему, что происходит вокруг.

— И что ты увидела?

— Они сидели за длинным столом, сколоченным кое-как, и ели какую-то гадость, черпали все по очереди из одной миски. Еда стекала у них прямо изо рта, у них были грязные руки. А еще от них отвратительно пахло, ото всех, даже от детей. Неужели моя матушка была такой же?

— Что ты, она была нежной, как полевой цветок. И пахло от нее маргаритками.

— Надеюсь, я на нее не похожа? Отец, ну, правда, я — вся в тебя?

— Характер у тебя, точно, мой. Когда-то я тоже был таким вот молодым упрямцем. Как давно это было…

— Ты обещал мне рассказать о «Крыльях ночи»! Нас не так уж и много — это хорошо или плохо?

— Это с какой стороны посмотреть, дитя мое. Каждому из нас нужна пища, спокойное безопасное убежище для дневного сна. Чтобы выжить, люди объединились в государства, у них есть армии, есть правители, которые издают законы, есть те, чей долг следить, чтобы эти законы должным образом выполнялись…

— А разве мы подчиняемся каким-то законам? Ведь они написаны для живых.

— Разумеется, ты же сама переживаешь, что люди охотятся на нас, выискивают и разрушают дневные лежки, стараются уничтожить нас при каждом удобном случае…

— Они просто варвары, что они сделали недавно на кладбище! Бедный Жак, его проткнули осиновым колом, а потом отрезали голову!

— Он нарушил один из главных наших законов — не привлекать к себе излишнего внимания. Он проявил жадность и едва не навлек беду на всех остальных. Так что, Жак получил по заслугам.

— А почему ты подумал: «Если бы с ним не расправились эти тупые крестьяне, то…» Что бы тогда было?

— Ничего бы особенного не было! Он бы все равно погиб из-за своей глупости, ничего больше. Лучше скажи мне, отчего ты все время ходишь в черном, разве у тебя недостаточно платьев? И чтобы я больше не видел этого на лице! Знаешь, какие женщины раскрашивают себя? Все, иди с глаз моих долой и займись чем-нибудь вместо того, чтобы отвлекать меня всякими вопросами.

Девочка-подросток в глухом черном платье, как будто она только что вернулась с похорон, обиженно пожимает плечами и направляется к выходу. Древний вампир, глядя ей вслед, теряется в догадках. И в кого она только такая: мать была самой красивой девушкой деревни, да и сам он при жизни обладал довольно приятной внешностью. Может быть, дело в том заморыше, чья кровь текла в его жилах в ту самую ночь? Крохотные глазки, черты лица как у восковой маски, на которую кто-то нечаянно наступил, фигура, в которой при всем желании не увидишь даже намека на зарождающуюся женственность. Может быть, ей и в самом деле лучше не выходить на солнечный свет? Что может ожидать такую девушку в обществе людей? Ее ум и необычная для женщины ученость только отпугнут, а немалое приданое, которым он в состоянии ее обеспечить, привлечет внимание лишь охотников за деньгами…

Оказавшись в коридоре, Эва вынимает из кармана маленькое зеркальце и с удовольствием разглядывает свое отражение. Выглядит она ничуть не хуже остальных обитателей подземелья — бледная, будто с самого рождения не выходила на солнце, губы щедро намазаны ярко-красной помадой, глаза обведены кругами. А еще надо будет сказать отцу, что она больше не желает спать в этой противной детской кроватке. Она хочет спать в гробу, как все взрослые вампиры.

* * *

Сколько хлопот нам доставляет эта семейка! Никак не могут смириться с неизбежным. Один слабонервный идиот вышел на солнце и в мгновение ока сгорел как свечка на глазах изумленной публики, другой добровольно замуровал себя в подвале и уже которое десятилетие влачит жалкое существование, питаясь крысами и читая религиозную литературу. Не вампир, а воплощенное позорище! Третий, его внучатый племянничек, оказался ничуть не лучше. Носится по округе, выискивает разбойников и грабителей, остальные люди ему, видите ли, невкусные. Это еще ничего, так ведь он лезет из шкуры вон, чтобы вести себя как человек.

Роман со смертной женщиной еще можно простить, сам такой был. И ведь, что удивительно, когда он стал вампиром, эта простушка Катарина не отвернулась от него, не побежала сломя голову к ближайшему священнику за серебряным крестом и святой водой. Посмотреть со стороны — счастливая семья, да и только. Достаточно послушать, как смеется эта девчонка, оседлав его и вцепившись ручками в густую волчью шерсть, и увидеть, как женщина принимается шутки ради расчесывать его, как будто вампир-оборотень — это самое обычное дело. Бежать бы ей надо, если по-хорошему, а граф Эрнест перебесится и со временем станет таким, как все.

Этот упрямец поймет наконец, что его смертные друзья, несмотря на все его старания, не могут относиться к нему по-прежнему, а родственники, которые принадлежат к миру живых, вряд ли способны сохранить прежние чувства к нему, какие бы усилия они к тому ни прилагали. Он поймет, что люди и вампиры не могут существовать вместе, что между ними не может быть иных отношений, кроме тех, которые связывают господина и слугу, дичь и охотника… И перестанет подавать дурной пример всем остальным жителям ночи, сея в них сомнения и ненужные надежды. Лучше, если он изменит свое поведение по доброй воле, если же нет…

А пока что он подождет, он, король вампиров, умеет ждать. Время не имеет для него никакого значения, все время на свете принадлежит ему.

Европа, давно, неважно когда.

Для тех, кто живет практически вечно, все эпохи похожи друг на друга

Нечасто выпадает такое сочетание — полнолуние, да еще в пятницу тринадцатого. Самая подходящая ночь для большого приема в подземном дворце того, кого называют не иначе, как король вампиров, того, равный которому по силе вряд ли сыщется среди жителей ночной стороны.

Здесь, в зале, находящемся под заброшенным монастырем, собрались те, кого, как правило, не дано увидеть смертным. Разве что на дневной лежке, о месте которой не знают даже самые приближенные, и на ночной охоте, когда мало кто может что-нибудь разглядеть. Общество съехалось со всей Европы, несколько вампиров прибыло даже из Нового Света, презрев обычное отвращение к текущей воде. Одного из них отличает красноватый цвет кожи, которую не смог выбелить даже свет луны, другой по-прежнему ходит в одежде, сшитой из шкур, и шляпе с загнутыми полями. Но все-таки большинство из присутствующих прибыло из различных стран Европы.

Ночь в самом разгаре. Служанки — хорошенькие человеческие девицы в более чем откровенных нарядах — разносят гостям чаши с угощением. Наутро эти дурочки не будут помнить ничего из того, что происходило с ними ночью, и будут лишь удивляться, отчего сон не принес им обычного отдыха… или все события земной жизни потеряют для них значение.

В нише, которая раньше служила склепом для монахов, отличившихся особенно праведным образом жизни, играет цыганский оркестр. Любая из этих мелодий, прозвучи она на рыночной площади, запросто могла бы обернуться, по меньшей мере, отлучением от церкви. О безопасности уважаемым гостям тоже нечего беспокоиться. Верные оборотни в эту ночь и близко не подпустят никого чужого к развалинам монастыря. Они следят отовсюду множеством глаз — янтарно-желтых волчьих, крохотных глаз-бусинок летучих мышей, таинственно посверкивающих в лунном свете змеиных…