Граф-затворник - Элизабет Бикон

Да любой холостяк, жаждущий женщину, влюбленный по уши, продал бы душу за подобную встречу наедине – и Алекс не исключение. А Персефона Сиборн выглядела этим вечером еще женственней и прекрасней, чем обычно. Атласно-кисейное кремовое платье изумительно подчеркивало сливочно-белую кожу и изящную фигурку. Он отступил в тихий уголок гостиной и вспомнил один бал в Лондоне – мисс Сиборн в окружении поклонников. К счастью, она не знала, что он запечатлел этот случай в памяти.

Граф тогда только вернулся из Индии, раны души и тела еще были очень свежи. Он посещал светские балы и рауты, отчаянно пытался напасть на след Аннабель. Как зеницу ока он хранил в сердце крошечную надежду на слухи. Надеялся хоть что-то узнать о судьбе Аннабель после выхода из-под протекции его отца, и без того не слишком надежной.

Вот только несмотря на весь блеск и суету лондонского сезона, ему все равно не удавалось обнаружить никаких следов пропавшей племянницы, не говоря уже о том, что он ощущал себя чужаком на этом празднике жизни. Да и глупо было вообще на это надеяться, ведь на момент побега Аннабель едва-едва исполнилось семнадцать. В итоге он не только не обнаружил ее след, а еще и попал под очарование столь прекрасной женщины, что сразу осознал свою непривлекательность и поспешил уйти, едва только сумел оторваться от созерцания ее лика.

Тем вечером мисс Персефона Сиборн казалась ему самим совершенством и даже больше. И он ей завидовал. В отличие от Аннабель она находится под защитой своей большой и влиятельной семьи, которая отпугивала любых охотников за приданым и удерживала на расстоянии даже самых заядлых повес. Но все равно ему становилось дурно, когда он представлял мисс Сиборн женой какого-нибудь достойного джентльмена. Ему-то оставалось довольствоваться ролью человека, за которого могла выйти замуж женщина только по расчету. И в тот вечер в переполненном бальном зале он, как никогда, возненавидел подобную перспективу.

Ему пришло в голову, что после неудачи с Аннабель он перенес свои заботы на мисс Сиборн. А ведь ее положение признанной в обществе красавицы и сестры могущественного герцога Деттингема означало, что Джек сотрет в порошок любого, кто попытается к ней прикоснуться против ее желания. Несмотря на свою злость и беспокойство, в глубине души он знал: из-за него Аннабель попала в беду, и нечестно возлагать за это вину на мисс Сиборн. Надо было продать офицерский патент сразу после известия о гибели капитана де Морбарая, который оставил свою дочь его заботам. А он медлил, откладывая возвращение, из боязни, что они с Фаррантом друг друга убьют. И Аннабель тем временем оставалась в полном одиночестве.

Если бы не та нелепая встреча с Джеком одной судьбоносной ночью, он, вероятно, до сих пор думал бы, что Персефона Сиборн – избалованная вниманием прелестница, с удовольствием разбивающая мужские сердца. Он криво улыбнулся, вспомнил налетевшую на него фурию, которая хотела защитить своего внушительного кузена от неизвестного врага.

Его улыбка стала еще шире, и он чуть не рассмеялся, перед его глазами всплыла картина борьбы с этой дикой кошкой. Она едва не лишила его главного признака мужской принадлежности и чуть не выцарапала ему глаза, дабы спасти Джека. Божественная мисс Сиборн успела нанести ему несколько чувствительных ударов прежде, чем он сумел ее обезвредить. Ему еще никогда не приходилось применять такую силу, чтобы укротить женщину. Та встреча раскрыла ему глаза на неистовую натуру девушки, спрятанную под ее несравненной красотой. В следующий раз при виде подобного бриллианта чистой воды он уже не станет ее считать просто красивой оболочкой, роскошным телом без души, которая и делает человека человеком.

При мысли, что он останется наедине с этой девушкой, да еще в личных королевских покоях, его охватила жаркая дрожь, все тело буквально свело от желания, без утоления которого ему приходилось учиться жить. Он убеждал себя в собственной холодности и безразличии, чтобы не поддаться этому невыносимо свербящему чувству. Но его чувства уже и так зашли слишком далеко, если судить по тому неприятному ощущению неуверенности. Ведь относиться к мисс Сиборн как к женщине, которой можно быстро овладеть, а потом благополучно забыть, было невозможно. Впрочем, он действительно чувствовал себя отстраненным, почти чужим здесь, по его мнению, они будут далеки от любовной связи и совершенно этим довольны.

Алекс тихо двигался по спящему дому к королевским покоям и чувствовал себя неопытным воришкой. Он не уставал себе напоминать: у них с Персефоной нет ничего общего, если не считать поисков пропавших родных. Встречаться с ней в таком уединенном месте – форменное безумие, и в какой-то момент он едва не поддался мысли вообще не заходить в комнату. Его удерживала только мысль, что бродить посреди ночи по Эшбертону ей еще опаснее. Надо было не соглашаться на полночную встречу, а предложить куда более пристойную утреннюю прогулку верхом.

Когда он приблизился к заветной цели, Персефона, видимо, почувствовала его приход в темноте.

– А, вот и вы, наконец-то. Поднимайтесь скорее и закройте за собой дверь, тогда я смогу зажечь свечу? – услышал он ее требовательно-нетерпеливый шепот.

Ее голос звучал так тихо, что он едва различил его среди шорохов старого дома, но тем не менее испытал сильное желание подчиниться и побыстрее оказаться рядом, пока их никто не видит и не слышит. В темноте он позволил себе уничижительно улыбнуться. Она так торопится на встречу с мужчиной, которого многие леди назвали бы отталкивающим или опасным, а может, и тем и другим. Едва ли она задумывалась о последствиях, если их обнаружат. «Хотя, возможно, она все равно сюда пришла бы», – заключил он и поймал себя на том, что бессмысленно улыбается.

– И долго вы собираетесь там рыскать? Опять ждете не дождетесь момента начать изводить меня по всем поводам? – поинтересовался он, плотно закрыл за собой крепкую дубовую дверь, тем самым как бы отсек от остального мира.

На миг их накрыла удушающая, черная как смоль темнота, и Алекса сотрясла холодная дрожь. Слишком много дней и ночей он провел в темной дыре со своими мучителями. Каждый раз, попадая в замкнутое пространство, он боролся с подступающей паникой. Теперь же ситуацию нельзя даже сравнивать с той, перед его освобождением войсками Артура Уэлсли после победы при Ассаи. Да, тогда он только начал длинный путь к выздоровлению, но и позже, когда врачи сочли его достаточно окрепшим, чтобы перенести дорогу домой, его повергала в панику даже сама мысль провести ночь в закрытой каюте. Он ночевал в гамаке на палубе, спал под звездами Южного полушария и во время штормов Северного. Матросы наверняка считали его сумасшедшим.

Сейчас он заставил себя дышать медленно и глубоко, только обрадовался, когда Персефона наконец высекла искру и подожгла трут. Он смотрел, как она осторожно раздувает пламя и зажигает свечу, и старался скрыть от ее проницательного взгляда свое состояние. Он знал: эти призраки будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, но очень надеялся, что со временем они постепенно померкнут. Теперь же воспользовался возможностью от них отвлечься – устремил глаза на Персефону. Правда, приходилось себе напоминать, что он здесь по делу, а не ради созерцания в мягком свете свечи точеных черт лица девушки и ее прекрасной фигуры.