Дневник безумного старика - Дзюнъитиро Танидзаки

— Ну как? Немного получше?

— Какое там получше! С каждым днём всё хуже и хуже.

— Но вы побрились. Разве вам не лучше?

У меня рука так болит, что трудно держать бритву, но, превозмогая боль, я утром побрился.

— Бриться мне нелегко, но, когда большая щетина, я выгляжу совсем больным.

— Не лучше было бы попросить Сацуко побрить вас?

С какой целью он это сказал? Обратив внимание, что я выбрит, не стал ли он что-то подозревать? Он не любит, чтобы к Сацуко относились без должного почтения (это, естественно, происходит из его комплекса, что его жена — бывшая танцовщица), и в результате молодая госпожа совсем задрала нос. В этом есть и моя вина, но Дзёкити с самого начала всячески подчёркивал её превосходство. Как они там наедине — не знаю, но в присутствии посторонних он умышленно ведёт себя так. Решил ли он действительно просить свою дражайшую супругу побрить меня?

— Я не разрешаю женщинам касаться своего лица, — сказал я умышленно, но с удовольствием представил, как, сидя на стуле, закину назад голову и смогу видеть розовую внутренность её ноздрей.

— Сацуко прекрасно орудует электробритвой. Когда я болен, я всегда прошу её побрить меня.

— Ты просишь её?

— Конечно, что же в этом странного?

— Я не думал, что она легко соглашается на твои просьбы.

— Не только побрить, вы можете попросить Сацуко о чём угодно.

— Это ты мне говоришь, а ей ты сможешь приказать? Сделай, мол, всё, что папа просит.

— Конечно. Непременно скажу.

Не знаю, что и как он ей сказал, но вечером в одиннадцатом часу Сацуко неожиданно вошла ко мне.

— Вы сказали, что не хотите меня видеть, а Дзёкити велел мне прийти к вам.

— А что делает он сам?

— Опять куда-то ушёл, сказал, что хочет чего-нибудь выпить.

— Я бы хотел, чтобы он пришёл с тобой и на моих глазах дал тебе приказание.

— Никаких приказаний он мне давать не может. Он скрылся, потому что чувствовал себя не в своей тарелке… Я сказала, что он будет только мешать мне, и велела ему куда-нибудь уйти.

— Да, но не один он мешал бы нам.

Наконец-то до Сасаки дошло.

— Ухожу-ухожу… — сказала она.

В тот момент, как по заказу, боль в руке усилилась — рука сделалась как деревянная от локтевой и лучевой костей до кончиков пальцев, мне казалось, что в ладонь и тыльную часть вонзилось множество иголок, забегали мурашки, но ощущение было сильнее и болезненнее. Рука похолодела, как будто я сунул её в рассол. Похолодела и болела. От холода она совершенно потеряла чувствительность, но боль не прекращалась. Кто не испытал ничего подобного, тот понять меня не может, и даже врач не понимает, сколько ему ни объясняй.

— Саттян! Саттян! — завопил я невольно.

Таким голосом можно кричать только тогда, когда что-то болит. Если притворяешься, так естественно не завопишь. Я никогда не звал её «Саттян», это вышло невольно. Мой крик доставил мне неимоверное блаженство. Я наслаждался, испытывая боль.

— Саттян, Саттян, больно! — кричал я, как тринадцати- или четырнадцатилетний пострел.

Я ничего не делал нарочно, всё вышло само собой.

— Саттян, Саттян!

Я горько плакал. Вид у меня был непристойный: из глаз текут слёзы, из носа сопли, изо рта слюни. «А-а, а-а!» Я не разыгрывал комедии: как только я назвал её Саттян, я превратился в избалованного, капризного мальчишку, плачущего, орущего, который, несмотря на все усилия, не может с собой справиться. Не сошёл ли я с ума? Разве не это и называется сумасшествием? «А-а, а-а!» Сошёл — так сошёл, разве нужно теперь о чём-то беспокоиться? Но, к несчастью, именно в тот момент, когда я так подумал, во мне неожиданно вспыхнуло чувство самоконтроля, и я испугался безумия. Далее начался спектакль, я нарочно стал подражать капризному мальчишке.

— А-а, Саттян, Саттян, а-а-а-а!

— Пожалуйста, прекрати.

Сацуко, некоторое время подозрительно молчавшая, пристально смотрела на меня. Глаза наши встретились, и она сразу догадалась об изменении моего состояния.

— Если ты будешь разыгрывать сумасшедшего, ты действительно сойдёшь с ума, — сказала она мне на ухо, с ледяной усмешкой, до удивления спокойно. — Если ты можешь разыгрывать такое представление, это доказывает, что ты уже начинаешь терять разум, — добавила она с иронией.

Меня как будто окатили водой.

— Ты хотел меня о чём-то попросить. Но пока ты плачешь, я пальцем не пошевельну.

— Я уже не плачу, — сказал я спокойно, придя в себя.

— Я упряма, а если мне устраивают такие спектакли, я становлюсь ещё упрямее.

Я не буду подробно писать, что происходило дальше. В конце концов на поцелуй она не согласилась. Не касаясь моих губ, на расстоянии одного сантиметра, она заставила меня разинуть рот и дала капнуть в него своей слюне.

— Вот и всё. Если этого мало, воля твоя.

— Больно, больно, мне действительно больно.

— Уже должно полегчать.

— Больно, больно.

— Опять начинаешь орать? Я ухожу, а ты реви в своё удовольствие.

— Можно мне иногда звать тебя Саттян?

— Глупости.

— Саттян.

— Врун, избалованный старик! Кого ты этим проведёшь?

Она ушла в ярости.

15 октября.

…Ночью принял 300 мг барбитола и 300 мг бромурала. Снотворное мне надо время от времени менять, иначе оно не действует. Люминал не даёт никакого результата.

17 октября.

Господин Сугита посоветовал пригласить профессора Кадзиура, заведующего терапевтической кафедрой в Токийском университете. Профессор пришёл сегодня. Мы знакомы, так как к нему обращались, когда у меня несколько лет назад было кровоизлияние в мозг. Господин Сугита подробно рассказал ему, что произошло за эти годы, и показал рентгеновские снимки шейных и поясничных позвонков. Профессор заявил, что это не его область и он не может утверждать определённо, но относительно боли в левой руке он склонен согласиться с диагнозом, поставленным в ортопедическом отделении больницы Тораномон; он даст более определённый ответ, когда покажет рентгеновские снимки коллегам в университете; не будучи специалистом, он, однако, считает, что боль безусловно происходит от изменений, которые влияют на нервы левой руки; поэтому, если я не могу лежать ни в гипсе, ни на специализированной кровати, ни на доске, а других средств привести к декомпрессии нервов нет, ничего не остаётся как снимать боль лекарствами, предписанными господином Сугита; наиболее эффективными являются инъекции паротина; что касается иргапирина, лучше им не пользоваться из-за нежелательных побочных последствий. После чрезвычайно подробного осмотра профессор ушёл, взяв с собой рентгеновские снимки.