Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега» - Николай Иванович Леонов

но Серый никому не верит. И вообще, — тон Николая изменился и стал поучающим, будто он, взрослый человек, втолковывал прописные истины двум непонятливым подросткам, — находиться там и быть вне подозрений абсолютно невозможно. Даже меня, казалось бы верного человека, проверяют. Утром хозяин зазвал в свою клетушку и давай про дом расспрашивать. Я сначала и не понял, к чему это он? Дом, амбары, коровы, лошади, то да се. Потом вижу, он из-под бровей зыркает. Тут я понял: идет проверочка. А когда старый хрыч имя с отчеством моего мнимого папаши невзначай перепутал, все стало яснее ясного. Тут я ему и загнул. — Панин довольно ухмыльнулся. — Подошел к нему ближе и спрашиваю: «Что же это получается? Батя о вас такого высокого мнения, а вы даже его имени толком не знаете? Нехорошо это, свояки все-таки». Он засуетился, стал про старость всякие слова говорить и отпустил меня. Я вышел, а у дверей Валет стоит, и рука в кармане. Тут я вконец рассвирепел, подлетаю к нему и спрашиваю: «Деньги принес? Давай сюда!» — и хлоп его по карману. Там наган, конечно.

— Какие деньги? — спросил начальник.

Панин молчал и смотрел поочередно то на начальника, то на Климова.

— Николай жуликам деньги в долг дает, под проценты, — сказал Климов и улыбнулся. — Я вам потом объясню, Николай Федорович.

— Рассказывай, извини, что перебил.

— Я это к чему говорю? К тому, что все под подозрением, и Лавров не исключение. Он ближе, ему и труднее.

— Очень толково ты все объяснил. — Начальник поднялся, взял стул и пересел ближе. — Ты, случайно, Павла Антонова не знаешь?

— Пашка Америка, — пояснил Климов.

— Известная личность. Карманник.

— Жаль, что карманник. — Начальник хрустнул пальцами и вздохнул. — Я в германскую с его отцом в окопах бок о бок сидел. Хороший мужик был.

— А Пашка тоже парень неплохой, — быстро сказал Панин, — меня ненавидит — аж зубы скрипят. Это за мои ростовщические привычки. Да и к налетчикам он не благоволит.

— Василий, ты напомни мне об Антонове, когда развяжемся с бандой. Не забудешь? — Начальник повернулся к Панину. — Как я тебя понял, Коля, дела у вас хороши, да не очень. Хозяина нащупать вы не можете. Серого надо брать с поличным, а он на дело не пойдет, пока вас не обнаружит. Источник информации продолжает оставаться неизвестным. Так?

— Уверен, что хозяин в трактире ни разу не появлялся, иначе если не я, то Лавров бы его засек наверняка.

Климов смотрел на Панина, слушал его рассуждения и не переставал удивляться. Куда девался рыжий мальчишка? О ходе разработки докладывал молодой, но рассудительный и даже осторожный сотрудник. Слушал внимательно, не рубил сплеча, говорил медленно, взвешивал каждое слово. И начальник на Николая смотрит серьезно, рассуждает, советуется с ним. Сидят, как равные, выставили упрямые лбы, прямо совет старейшин.

— Почему ты думаешь, что хозяин Серого должен явиться со стороны? — второй раз спросил начальник. — Может, он все время рядом, в той же банде, но не показывает своего старшинства, держится в тени?

— Рядом? — Панин наморщил лоб, и так невелик был у него запас морщин, что он сразу опять стал мальчишкой. — Рядом, рядом, — твердил он. — Это мы не сообразили, надо подумать.

— Подумай, Коля, а пока что честно, как отцу, скажи: сколько, по-твоему, шансов на успех? Учти, что мы с ними меняться людьми не можем. За одного Фалина десять бандитских групп необходимо взять.

Было видно, что ему трудно далось это признание.

— Сейчас не могу ответить на этот вопрос. В ближайшие сутки риск минимален, а завтра я приду и скажу, что и как. Есть у нас с Михаилом один план, но сегодня говорить о нем рано.

— Видал, Василий, как рассуждает? Может, отозвать обоих ребят? Серый поймет, что мы сняли людей, и рванется на дело. Мы его и возьмем.

— Где вы его возьмете? Москва большая. А главарь? Нет! — Панин упрямо наклонил голову и смотрел на начальника так, будто хотел его загипнотизировать. — Михаил предвидел такой оборот и велел передать: «Не для того погиб человек, чтобы мы отступили».

— Ну если Михаил так сказал, — начальник встал и развел руками, — тогда подождем до завтра. — Он подошел к Панину и вытянулся по стойке смирно. — Спасибо, что привез Александра. Большое спасибо, Коля.

Минуты две все молчали, потом Панин пробормотал:

— До завтра, — и пошел к дверям. На пороге он остановился, секунду помедлил и осипшим голосом сказал: — Еще Михаил велел передать, что готов нести уголовную ответственность, но Свисток умрет до задержания шайки.

Климов хотел его вернуть, но Панин был уже на площадке, гулко хлопнула дверь парадного, и стало ясно, что догнать его не удастся.

Глава седьмая. Тезки

Когда ему было девять лет и прислуга называла его «барчуком», а матушка «лапонькой», случилось так, что он спас жизнь беглому каторжнику. Он не знал, кто этот грязный, дурно пахнущий человек, неожиданно появившийся у задних дверей барского дома. Он только что прочитал «Отверженные» и, увидев бродягу, не испугался, а, услышав на улице свистки полицейских, взял незнакомца за руку, отвел его в детскую, потом спрятал на чердаке и кормил неделю. Он ни о чем не расспрашивал этого человека и молча сделал, что считал нужным: притащил на чердак кипяток, мыло и ножницы, отцовский костюм и бумажник, а обнаружив однажды отсутствие своего гостя, так же молча уничтожил следы его пребывания и через несколько дней забыл. Этой забывчивости помогли события, свергнувшие царя и отобравшие у родителей «лапоньки» особняк, положение и средства к существованию.

Он понял, что к особняку возврата нет, сначала только морщился на стенания и жалобы стариков, а потом ушел от родителей. Переход от полного благополучия к лишениям и ожесточенной схватке за существование дался ему сравнительно легко. На улице он оказался сильнее, умнее, а главное, озлобленнее своих сверстников. Взрослые, которых он встречал на своем пути, обогащали его жизненный опыт. Он понимал, что если хочет осуществить свою мечту, то должен учиться. Нашлись люди, которые ему помогли.

К восемнадцати годам определился его характер — расчетливый, смелый, решительный и жесткий. Он выбрал свой путь раз и навсегда.

Как-то брел он по Сухаревке, обдумывая предстоящее дело, и натолкнулся на какого-то мужчину, сделал шаг в сторону, но мужчина загородил ему дорогу и свистящим шепотом сказал:

— Харю-то подыми. Брови у тебя знаменитые, на всю жизнь запомнил. Узнаешь?

Лица он не узнал, а глухой и шипящий голос вспомнил.

— Жан Вальжан, — сказал он, быстро прикидывая, что можно извлечь из неожиданной встречи.