Я охочусь на убийц - Барри Лига

— Оба ствола надежно залиты металлом, а бойки спилены, — успокоил Джаз Мелиссу. — Она не пытается вас застрелить, она хочет просто отпугнуть вас. Знаете ли, она принадлежит к тому поколению, которое привыкло не доверять государственным служащим.

— Я это знаю, Джаспер. Когда она в таком настроении, я обычно ухожу.

— Оптимальное решение. — Джаз растянул улыбку чуть ли не до ушей. — Прекрасно выглядите. Эта юбка вам очень идет.

Мелисса фыркнула и бросила на него сердитый взгляд:

— Лесть тебе не поможет.

Но именно с помощью лести он добился того, чего хотел. Он находился от нее на расстоянии вытянутой руки. Она была самой обычной женщиной — ни дурнушкой, ни красавицей. Такой, как большинство. В свои почти сорок лет она так и не вышла замуж и вряд ли выйдет вообще, раз уж целиком посвятила себя работе. Этакая трудоголичка. Джаз сталкивался с подобными людьми. Он разузнал о Мелиссе Гувер все, что только смог, почти сразу же, как ее к нему «прикрепили». Он даже пару дней следил за ней, используя все навыки, полученные от Билли Дента. Он знал, что у нее сильный и упрямый характер и она всегда заботилась о вверенных ей детях, хотели они того или нет. Но он не мог допустить, чтобы она каким-то образом разузнала, насколько плоха стала бабушка. Потому что тогда она сможет отправить его в приемную семью, а то и в приют.

— Я не знаю, зачем вы продолжаете приезжать сюда, — произнес Джаз, — но должен признаться, что мне нравится видеть вас здесь.

Мелисса не купилась на этот комплимент, однако она ничего не сказала о том, что он стоит слишком близко. Если бы он хотел убить ее, то стоял он как надо. Настолько близко, что она никак не смогла бы помешать ему. Несмотря на всю свою «крутизну» и жесткость, она была целиком в его власти, хотя и не подозревала об этом.

«Все люди имеют значение… Даже те, кто все время сует нос в мою жизнь».

— Она старая больная женщина, и лучше ей не становится, — заявила Мелисса. — Мне кажется, у нее к тому же начинается старческий маразм. — «Ха-ха. Если б ты знала». — Ты славный парень, славный молодой человек, и у тебя вся жизнь впереди.

— И поэтому я должен ее бросить?

— Я этого не говорила. Но тебе надо подумать о себе.

— «Мысли о себе» являются одним из диагностических критериев для определения антисоциального личностного расстройства, — ответил Джаз. — Вы должны радоваться, что я думаю о других. Это значит, что я, возможно, не являюсь опасным для общества вроде Билли.

— Ты живешь с ней в одном доме, потому что тебе кажется, что, заботясь о женщине, невольно ставшей первопричиной всего этого, ты, возможно, каким-то образом искупаешь ее грехи и грехи твоего отца, одновременно поддерживая… Ты меня слушаешь, Джаспер?

— Разумеется, — спокойно ответил он. — Послушайте, мне уже семнадцать. Через год я стану вольной птицей.

— Даже год в такой ядовитой атмосфере мог бы…

— В ядовитой? — Маска любезности слетела, и весь его гнев выплеснулся наружу. — Это здесь-то ядовитая атмосфера? Где же вы были, когда мне исполнилось девять лет и Билли показывал мне, как растворять части тела в негашеной извести?

Мелисса отшатнулась, глаза ее широко раскрылись, а рука потянулась к сумочке. Вот черт. Он зашел слишком далеко. Баллончик с газом? Скорее всего. Женщины почти всегда носят с собой баллончики. Однако Джаз не исключал, что у Мелиссы может быть с собой оружие. И не какой-то там дамский пистолет, пусть и крупнокалиберный. Он бы не удивился, если бы она выхватила из сумочки что-нибудь вроде «глока» или старины «магнума».

Джаз протянул руку и схватил ее за запястье, улыбнувшись еще шире и стараясь смотреть на нее озорными глазами.

— Ну ладно, Мелисса, я пошутил. Если на эту тему мне шутить нельзя, тогда на какую можно? Черный юмор. Так, для разнообразия.

Он посмотрел на нее как можно более серьезным и искренним взглядом.

— Я пытаюсь помочь тебе, — ответила она. — Я знаю, что ты отвергаешь мою помощь, но ты нуждаешься в ней, и поэтому я не отступлюсь. Сейчас я уеду, но только потому, что у твоей бабушки дурное настроение. Я еще вернусь, Джаспер. Я помогу тебе, хочешь ты того или нет.

Джаз смотрел, как она выезжала с дорожки, заставив себя весело помахать ей вслед, хотя внутри у него все кипело. Это была самая страшная, самая жутка часть проклятия, унаследованного им от Билли, — женщины. Джаз знал, что женщины не лучше и не хуже мужчин, но знал он это подсознательно, теоретически, что ли, подобно ученому, который знает, что фотон движется, но при этом сам не видит этого движения. Его воспитание, его чутье, все его мысли твердили ему, что женщины значили очень много и в то же время были бесполезны. Что они подстегивали его, заставляли идти вперед, но в конечном счете являлись расходным материалом. Чем-то легко заменяемым. В чем-то даже хороши, но очень ненадолго.

Из ста двадцати трех жертв Билли Дента (или ста двадцати четырех, смотря как считать) примерно сотню составляли женщины. Из мужчин половину представляли собой случайные жертвы. Женщины — и особенно дамы определенного типа поведения — являлись результатом тщательно спланированных действий.

Н-да, такое вот евангелие от Билли Дента.

И вот тут Джаз ненавидел самого себя. Он ненавидел ту часть своего существа, которая смотрела на сильную женщину вроде Мелиссы Гувер и думала лишь о том, как сделать ее слабой и до смерти напуганной, прежде чем…

Прежде чем наконец обратить эту слабость и отчаяние в пыль.

Он вдруг подумал о Конни. Конни — это совсем другое дело. Конни — это единственная девушка — точнее, женщина, — рядом с которой он мог быть самим собой. «Быть собой» означало целый спектр настроений: плохим, хорошим, странным, причудливым, эксцентричным. Конни принимала его всяким, и что самое главное, он позволял ей принимать его, что раньше с ним никогда и ни с кем не случалось. Значило ли это, что он мог надеяться? Надеяться на что-то большее, нежели то, что предначертал ему Билли Дент?

Ноги вдруг перестали держать его, и он бессильно опустился на ступеньку крыльца. Иногда надежда бывает страшнее всего на свете.

Когда ему наконец удалось собраться с мыслями, Джаз поднялся и осторожно зашел в дом.

В прихожей было темно. Бабушка выключила весь свет и закрыла все ставни.

— Бабушка! — позвал он. — Эй, бабуля! Это я, Джаспер. Я один.

Тишина.

Он щелкнул выключателем и прошел в помещение, которое бабушка упорно именовала гостиной, хотя оно представляло собой тесную комнату с диванчиком и несколькими приставными столиками. Бабушка, одетая в поношенный халат, сидела на диванчике, притянув ноги к груди. Ее седые редеющие волосы обвивали голову, словно пряжа веретено.

Она наставила на него дробовик, ее широко раскрытые глаза горели диким огнем.

— Привет, бабуль.

— Я пристрелю ее! — прокричала старуха. — Я из нее решето сделаю, если надо!