Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин

Соболев, вздохнув, кротко спросил:

– То есть я сегодня выезжаю?

– Куда?

– В Чулманск.

– А я знаю? – искренне удивился Егоров. – Я вообще хэзэ, как говорится. Но шестого – помните, да?

Соболев шмыгнул носом.

Егоров взялся за ручку двери и сказал:

– Удачи, Леонид Александрович.

– Чего хотел? – спросил Валерий, едва поздоровавшись.

– Сейчас, – сказал Эдик, оглядываясь на подскочившего официанта. – Ты заказал уже? Нет? Я пожру, с твоего разрешения, с утра с этими запутками маковой соломки во рту…

Валерий кивнул. Эдик третий день пропахивал отчетность и аналитику по еще двум бывшим производителям спецтехники. Их владельцы заметно насторожились, так что требовались новые подходы к новым брешам – прямо сейчас. Валерий подозревал, что до следующей недели Эдика не увидит. Звонок его удивил.

Эдик, натурально, выглядел беглецом из диетического санатория: в глазах краснота, под глазами зелень, костюм набок, волосы прилизаны, как у затюканного воспитанника доброй мачехи. Он быстро потребовал салат с мудреным названием, отбивную от шефа и много кофе. Валерий ограничился пуэром, дождался убытия халдея и ожидающе посмотрел на Эдика. Тот сказал:

– Я, короче, не сильно пока испуганный, но возможна проблема. Из Чулманска следак звонил.

– Так. И что?

– Да пока, по ходу, ничего. Вопросы всякие задавал – чего приезжал, чего уехал, чего нашел, можно ли отчет посмотреть. Стандартный набор, хоть и странно, что спохватились. И еще он спросил, знаком ли я с Большаковой.

– С кем? – удивился Валерий и вспомнил: – А. Да, любопытно. А ты сказал: нет, что вы, как смели такое?

– Типа того, – без огонька согласился Эдик, кивнул официанту и принялся быстро сметать принесенный салат. На внятности речи это почти не сказалось: – Я усек, что он не просто так спрашивает. Сходу не вспомню, говорю. Он говорит: ну, с ней трагический инцидент произошел месяц назад. Я говорю – беда какая. Но не помню, говорю, наверное, все-таки незнаком. А вы, говорю, инцидент и расследуете? Нет, говорит, я по экономическим преступлениям, потому, типа, вам и звоню. А инцидент, говорит, громким был, вот я и решил, что вы можете что-то подсказать. Если знакомы, конечно. Я говорю: да с чего вы взяли, типа. А он такой: вы меня совсем не помните, что ли? Да, спасибо.

Он кивнул официанту, поменявшему тарелки, отсек край отбивной и тихонько замычал, пережевывая. Похоже, имелось в виду, что Валерий Николаевич будет нетерпеливо ерзать и задавать разные вопросы.

Валерий Николаевич плеснул себе пуэр и приступил к смакованию. Он был совершенно свободен – пусть не до пятницы, но до завтра. Эдик это понял, крупно глотнул, крупно хлебнул и продолжил наконец:

– Я же, говорит, Артем. Я, говорит, с Большаковой вместе в Сочи приехал. Уехали, правда, порознь. Вспоминаете, говорит?

Эдик невесело засмеялся, глядя на Валерия. Тот аккуратно поставил чашку на блюдце и сухо сказал:

– М-да. Ромео-алкаш. Но так же не бывает.

Эдик пожал плечами, не отрывая от него взгляда. Валерий раздраженно признал:

– Мой косяк. Не мой, Славкин, но принимаю, осознаю. Недоглядели, недодумали.

– Недоделали. Большакова жива.

– До сих пор? – удивился Валерий. – Крепкая барышня. Там же череп всмятку. Прям совсем жива?

– Я так понял, больше овощ, но все равно, – пробубнил Эдик, не снижая значительности взгляда. Жевал он так яростно, что кончик носа гулял кругами.

Валерий пожал плечами.

– Ну, контрольный в ситуацию не слишком вписывался. Перезарядка ружжа тем более – а у него карабин на два патрона. Месяц прошел, значит, из овоща вряд ли выйдет.

– А если?

– А если – тоже ровно. Нечего ей рассказывать, там все на опа вышло, они ни увидеть, ни понять… Короче, кушай спокойно. Дальше что?

Эдик кивнул, допил очередную чашку и снова вгрызся в мясо и беседу:

– Дальше думать надо. Исправлять, нет.

– Понять бы еще, что именно. Сам-то этот… Артем… Что сказал? То есть он реально следак, сложил два и два, вышел на тебя – или что? Объясни толком, пожалуйста.

Эдик пробурчал, не поднимая головы:

– Да я в непонятках. Следак реальный, из местного СК. Я справки не наводил, сразу к тебе, но есть ощущение, что на пустом месте он понты не нарезал бы. Навряд ли у него что-то четко бьется – так, морду мою где-то увидел, вспомнил, решил покопаться, а что дальше делать, не придумал. Спрашивает, не собираюсь ли я куда уезжать, смогу ли подъехать в Чулманск. Я говорю – вот уж не знаю. А если я, говорит, подъеду для беседы? Я говорю – да какое, мне во Владимирскую область завтра ехать. Это правда, кстати. И, короче… Блин. Вот на таких мелочах вечно…

– Чего вечно?

– Сыпемся.

– Хорош сепетить, – отрезал Валерий. – Когда мы сыпались? К тому же – ну сложил два и два, ну и что. Где ты, где Большакова, а где дедушка Минетыч. Ты лучше вот что скажи: есть смысл начальству этого Артема звякнуть, или наоборот?

Эдик уронил бренькнувшие вилку с ножом на пустую тарелку, вытер блестящий рот и набуровил новую чашку кофе. Лицо у него ожило, даже зеленые подглазья стали по-весеннему свежими. Он поднес чашку ко рту и торопливо сказал перед тем, как отхлебнуть:

– Наоборот, в бутылку полезет – и тэ дэ.

– И что? – пренебрежительно спросил Валерий, но тут же согласился: – Ну да. Шум по-любому лишний. Давай так: отправим-ка мы туда Костика.

Эдик поднял брови. Валерий сказал:

– Ну что. Во-первых, он там формально-то незасвеченный. И зажил, говорит, вполне. Потом, пусть человек учится тонкой работе. Не все ж ему… Ладно.

– Шум лишний, – все-таки не выдержав, пробормотал Эдик.

– Костик-то как раз нешумный, – напомнил Валерий.

Оба усмехнулись. Валерий назидательно сказал:

– Сто раз говорил: врагов за спиной не оставляем.

– Так то врагов.

Валерий допил пуэр, складывая мысли в слова, и веско сообщил:

– Враг – не тот, с кем ты собираешься воевать. Враг – тот, с кем ты уже воюешь, и особенно – тот, кого ты победил и забыл. Ты забыл, а он помнит.

Эдик вяло изобразил аплодисменты. Валерий махнул официанту и закончил:

– Костя к тебе подъедет, ты расскажешь все в подробностях, он сегодня и тронется. Завтра-послезавтра будет все понятно. Там и решим, что делать.

Формально Валерий не ошибся ни в чем.

Кот сдурел.