Ближе, бандерлоги! - Александр Бушков

Тогда Мазур тоже принялся рассматривать идущие сзади машины в боковое зеркальце. Спец по выявлению пешей либо моторизованной слежки из него был не ахти какой, но все же ему определенно показалось, что маячивший машины через три у них на хвосте серый «москвич» (порой тоже без особой нужды повторявший маневры Беатрис, пусть и не все) определенно питает к ним нездоровый интерес. Может, это местные чекисты ее водят? Больше вроде бы и некому, не «нацики» же будут висеть на хвосте у американской политической советницы своего лидера?

Они выехали за город, попетляли по парочке развязок. Скорость Беатрис особенно не прибавляла, но в зеркальце поглядывала частенько. Мазур видел позади далеко отставшую серую машину. Действительно, очень походило на «хвост»…

Почти пустое шоссе, редколесье сосен по обе стороны, свернули на неширокую, но асфальтированную дорогу (там, где она выходила на загородное шоссе, торчал указатель с непонятной Мазуру надписью, где два последних слова были взяты в кавычки). Еще минут пять — и дорога уперлась в распахнутые настежь ворота, где и закончилась. У ворот, по обе стороны, стояли два десятка автобусов.

— Приехали, — сказала Беатрис, выключая зажигание.

Мазур присмотрелся. На арке над воротами красовалась та же надпись, что и на указателе. Пожалуй, больше всего это напоминало пионерский лагерь: невысокий аккуратный заборчик высотой взрослому человеку по пояс, за ним, по обе стороны — однотипные здания. Да, больше всего это походило на пионерский лагерь времен Мазурова беззаботного детства.

Вот только расхаживавший в воротах субъект пионера ничуть не напоминал. И не только потому, что ему явно было за тридцать — он красовался в шинели и фуражке старой армии времен довоенной независимости (разве что на рукаве шинели прибавилась вполне современная эмблема Национального Фронта). На плече у него висел карабин — тот самый, которые с соблюдением должных процедур продают и охотникам по всему Союзу. Департамент охраны края, ага, эмбрион будущей «национальной армии».

Браво заступив им дорогу, часовой что-то властно рявкнул на местном наречии, а потом явно задал вопрос. Судя по всему, молодую очаровательную политиканшу он в лицо не знал — но не походило, что это ее удручает. Она преспокойно протянула часовому небольшой листок с печатным текстом и вписанными в двух местах от руки двумя словами — эмблема Департамента вверху, печать со старым гербом внизу, размашистая подпись. Больше всего походило на пропуск. Ну да, часовой, бегло изучив бумажку, посторонился и небрежно козырнул.

— Пойдемте, — сказала Беатрис.

И первой направилась по главной аллее. Ну да, так и есть — справа красовался на двух подпорках изрядно облезший фанерный транспарант, классика советских времен: два чертовски бравых пионера, один отдает салют, другой трубит в горн, справа над ними — большой пионерской значок (правда, изрядно попорченный то ли штыками, то ли ножами), слева — надпись в четыре коротких строки, с восклицательным знаком. Похоже на отрывок из стихотворения. Точно, бывший пионерский лагерь.

Вскоре Мазур расслышал впереди бодрую песню, громко исполнявшуюся не одним десятком глоток и весьма походившую на строевую — они, в общем, на любом языке звучат одинаково, точней, опознаются легко.

Обширная площадка с хорошо сохранившейся трибункой и высоким флагштоком, на котором лениво колыхался триколор. Ну как же, ностальгически вспомнил Мазур, ежеутренние и ежевечерние линейки, или, говоря военным языком, общее построение, подъем на день и спуск на ночь флага и все такое прочее…

Маршировавший на площадке народ опять-таки ничуть не походил на пионеров, зато как две капли — на часового у ворот. Те же шинели и фуражки, те же эмблемы на рукавах, только карабины далеко не у всех, у многих обыкновенные охотничьи ружья. Примерно два взвода, сведенные в колонну, двое взводных на левом фланге. Посреди площадки — усатый субъект со стеком под мышкой, превосходивший всех прочих числом причиндалов на погонах. Судя по выправке, явно украшавший некогда своей персоной армию «советских оккупантов», и наверняка в офицерских погонах. По возрасту, скорее, отставник еще доперестроечных времен, а не из нынешних скороспелых, у которых, как у Спратиса, взыграли национальные чувства, — но в отличие от Спратиса, они слиняли в отставку законным образом. Увидев цивильных, он повернулся к своему воинству и отдал пару коротких приказов. Воинство встало — не так уж и слаженно, отметил Мазур. Люди самых разных возрастов, от почти сопляков до солидных дядек.

Командир подошел к ним, козырнул не в пример сноровистее, чем часовой у ворот, — точно, советский отставник из кадровых, выправка есть, этого у него не отнимешь…

Между ним и Беатрис произошел короткий, вполне дружелюбный разговор, после чего командир вновь козырнул, вернулся на прежнее место и рявкнул очередной приказ. Воинство вновь замаршировало, более-менее в ногу, хотя некоторые с ноги порой сбивались так, что сразу ясно: в армии отроду не служили.

— Задача у вас очень простая, Джонни, — сказала Беатрис. — Нужно два-три как можно более эффектных снимка. Так что сделайте десятка полтора, чтобы было из чего выбирать. Оставьте пленку на вторую фотосессию. Все понятно?

— Так точно, сэр, генерал! — браво ответил Мазур и расстегнул футляр фотоаппарата, Походил с места на место, выбирая точку для съемки получше. Начал неторопливо работать.

По чести признаться, он предпочел бы иметь вместо фотоаппарата пулемет и резануть длинной очередью, не экономя патроны, — это были самые натуральные враги, готовые стрелять и в него, в его подлинном виде, и во всех прочих «оккупантов».

Но эмоции, разумеется, следовало засунуть куда подальше…

Они уже практически не скрываются, думал Мазур, время от времени щелкая фотоаппаратом. Пригородный бывший пионерлагерь — никак не отдаленная лесная чащоба. Что же, Лаврик говорил: с точки зрения закона к ним не подкопаешься. Нет закона, запрещавшего бы носить «старорежимную» форму. Конечно, в доперестроечные времена, кто-то рискнувший появиться в ней на городских улицах, легонечко огреб бы неприятностей от соответствующих органов — но сейчас они расхаживают в форме и по столице, разве что без оружия. Что касаемо оружия — к этим опять-таки не подкопаешься: наверняка у каждого есть охотничий билет, прочие документы честь по чести выправлены. Правила переноски и перевозки охотничьего оружия они в таких случаях соблюдают скрупулезно. И нет закона, запрещавшего бы энному количеству охотников собраться вместе и учиться маршировке.

На базе Лаврик показывал Мазуру примечательный документик — сводку, согласно которой добровольцами в Департамент охраны края записалось по всей республике более тридцати тысяч человек. Правда, по сравнению с размещенными здесь воинскими частями — и теми, которые при нужде можно сюда быстро перебросить по воздуху и по суше, — все равно смотрится бледно. А главное, где эта орава возьмет настоящее оружие, да в таком количестве, чтобы хватило на всех? С карабинчиками и охотничьими ружьями на автоматы и бронетехнику не полезешь, в конце концов, они не дебилы и не самоубийцы.