Принцесса для великих королей - Лира Алая

— Хрупкая, нежная и прекрасная будущая королева с такой вкусной кровью, — пробормотал Эрон. — Мы не причиним тебе боли более. А ты не будешь такой слабой. Верно служи королевскому роду и посвяти себя Далерии в той же степени, в который ты посвятила себя Остаону. Ты получила Наше признание и одобрение.

Возможно, внутренние звери королей говорили мне что-то еще, но я задыхалась от боли и не могла произнести ничего в ответ. Подобная боль стала для меня сюрпризом, а ведь мне казалось, что я достаточно устойчива к боли.

Относительно пришла я в себя, когда Эрон перевязывал мою ногу, пока Иштон держал в своих объятиях и успокаивающе шептал:

— Скоро все пройдет, боль исчезнет, не плачь, Алисия.

Я с удивлением подтянула руку к глазам и впрямь стерла слезы со своих глаз. Я же в последний раз лет десять назад плакала, если не больше!

— Так больно? — спросил Иштон, ласково поглаживая меня по скуле кончиками пальцев. Его обеспокоенный взгляд согревал меня вернее, чем обжигающе-горячие ладони Эрона на моей щиколотоке. — Давай схожу за обезболивающей мазью. Извини, надо было предупредить, но я не думал, что все произойдет так быстро.

Уже болело не так сильно, лишь едва-едва подергивало в месте укуса. Больше не хотелось плакать или свернуться клубочком в таких надежных объятиях Иштона, чтобы получить свою порцию утешения.

Эрон, когда перевязал мою ногу, усмехнулся:

— Зачем обезболивающая мазь, когда есть вариант получше?

— Получше? — переспросила я. После встречи с магическими зверями все остальное воспринималось сродни сну, как-то нереально.

Вместо ответа Эрон нежно подхватил мою ногу и поцеловал прямо под коленкой. А потом лизнул. Зачем?

— Что ты?..

— Тише, не возмущайся. Иначе покусаю. Не до крови, но будет больно и очень сладко.

Покусает? Интересно, почему я совсем не чувствую угрозы от этой фразы, а сердце заполняет пока неясное мне предвкушение?

Губы Эрона достаточно полные и чувственные, что среди мужчин встречается редко, но они ничуть его не портили. Зато ощущение этих губ было поразительным: мягкие, горячие. Они скользили по внутренней стороне бедра, осыпали поцелуями все выше и выше. Я пришла в себя, лишь когда моя ночная рубашка задралась до пояса, а Эрон почти уместился между моих ног. Я судорожно попыталась натянуть юбку пониже, чтобы прикрыть исподнее, но рядом тихонько засмеялся Иштон:

— Тише, принцесса, разве неприятно?

— Это неприлично!

— Зато приятно. Ну же, расслабься, Алисия, мы не сделаем ничего, что может причинить тебе вред, — зашептал мне на ухо Иштон, а его рука мягко поглаживала мои ключицы, время от времени, задевая грудь.

— Это… вы меня так соблазняете? — Мысли стали путаться.

Горячие губы Эрона, от которых внутри все переворачивалось, прохладные ладони Иштона, от слов которого все перед глазами расплывалось, словно способность воспринимать мир четким исчезла. Я закрыла глаза, но в голове не прояснилось, лишь ощущения стали такими острыми, что я схватила Иштона за руку и крепко сжала. Не для того, чтобы остановится, а чтобы найти опору в резко изменившемся мире, где место рациональности и спокойствия занял круговорот чувств.

— Точно-точно. Сейчас уже можно. Не волнуйся, мы только соблазняем. Но это не значит, что соблазним, — Иштон продолжал шептать мне на ухо. — Если почувствуешь, что для тебя это слишком, то скажи. Думаю, мы сможем остановиться.

Великие короли, великие. Даже вытворяя такое, они уверены, что смогут держать себя в руках. А я вот не уверена, что у меня хватит сил, чтобы что-то кому-то сказать. Что я смогу больше, чем прикрыть глаза и вдыхать через раз.

Для меня все происходящее уже было… слишком.

Слишком будоражаще.

Слишком сладко.

Слишком сильно.

Слишком.

* Здесь зверь говорит о себе во множественном числе. Это так называемое Pluralis majestatis, множественное величие — местоимение множественного числа, которое используется для подчеркивания своего высокого статуса и указания превосходства. Так говорили о себе некоторые императоры, сановники и пр..

А дальше я только вздыхала и охала. Почему надо трогать мои бедра, а не что-то другое? Я, разумеется, читала книги, где описывалось, что будет происходить в первую брачную ночь, но я нигде не читала о том, что ласкать можно не женскую грудь или лоно, а что-то другое! Зачем ноги, зачем бедра… А под коленками мне вообще было щекотно!

И что мне делать? Продолжать лежать и стонать? А потом получить титул снулой рыбины? Так называла моя служанка жен, которые воспитаны в убеждении, что женщине в постели достаточно лежать. А если я буду что-то делать, то не посчитают ли меня распущенной или развратной?

И если делать, то что?

Я в отчаянии освободила руки и закрыла глаза ими глаза, чувствуя, что сейчас расплачусь. Я слишком привыкла к тому, что всегда знаю, как надо и не надо делать, и делаю все идеально. Но в такой ситуации не было никаких инструкций.

— Алисия, Алисия, ну что такое? — Голос ласковый, ни капли раздражения, словно разговаривают с настоящим сокровищем. И это всегда холодный Иштон? — Боишься, неприятно, не хочешь?? Что случилось, скажи нам, Алисия…

— Не знаю. Не боюсь, вроде и хочу, но не понимаю, как себя вести, что делать, как правильно поступить.

— Тогда не проще ли делать, что хочешь? — Иштон ласково провел по моей руке, но я от лица их не отняла. Не нужно ему любоваться на мое пылающее лицо и растерянное выражение.

— Я не знаю, что я хочу, — тихо призналась я.

Действительно, чего мне больше хотелось: оттолкнуть и сбежать или прижаться и не отпускать? Чтобы Эрон дальше трогал меня, трогал неприлично, так, как никто и никогда не трогал, а Иштон продолжал сжимать мою грудь и ласково целовать, заставляя подаваться навстречу? Забыть обо всех наставлениях, позволить вытворять такие вещи, о которых потом никому нельзя будет рассказать, даже священнику на исповеди, которому я обязана говорить обо всем, что смущает мой разум и мои чувства?

Или прекратить это все, сделать все чинно и благородно, а потом корить себя за то, что не позволила себе испытать пусть и стыдное, но удовольствие?

— Алисия, наша принцесса Алисия. Хватит уже думать, а? Давай твои великолепные мозги будут заняты мыслями где-нибудь в другом месте, а не в нашей постели. Постель — это не разум, это чувства и тело. — Эрон резко рванул мою сорочку, заставив ее треснуть пополам до талии.

Я даже не испугалась, только уставилась круглыми глазами, наблюдая, как Эрон кладет руки на мою талию и подтягивает чуть ближе, чтобы поцеловать прямо в живот.

— Тебе неприятно?

— Приятно. — Как можно соврать, когда на тебя так смотрят?