Офисные крысы - Тэд Хеллер

— Да, он выставляется в «Реймонд Данстон Гэллери» на Вустер-стрит, — говорю я. — Его хорошо покупают.

На самом деле я не имею ни малейшего представления о том, продается ли у него вообще что-нибудь, потому что получил несколько газетных вырезок о нем из галереи за тридцать минут до совещания. Я даже не знал о его существовании, пока не вскрыл конверт.

— Ладно, посмотрим, — говорит Бетси, не желая связывать себя обязательствами ни перед этим скульптором, ни передо мной.

Теперь ясно, насколько я навредил самому себе статьей об этом Итане Колее: если я считаю что-либо дурным, то это просто обязано быть отличным; если я считаю что-то стоящим, то это, конечно же, просто ужасно. Это похоже на то, как если бы я, будучи ведущим прогноза погоды на телевидении, сообщил, что ожидается солнечный жаркий день, а люди вышли бы на улицу в галошах и с зонтами.

— Ты слышал о Даффиде Дугласе, Захарий? — спрашивает Марк Ларкин.

Даффид Дуглас — английский писатель, только что выпустивший первую книгу. Высказываются предположения, что она будет внесена в окончательный список номинантов на Букеровскую премию.

— Да, — отвечаю я. — Конечно.

Я на самом деле слышал о нем, но у меня такое ощущение, будто я лгу.

— Как насчет того, чтобы взять интервью у него? Он скоро может стать очень популярным, и Маффи Тейт, вероятно, вставит его в свой список.

— Звучит заманчиво, — раздается чей-то голос.

Но с каких это пор Марк Ларкин начал раздавать другим сотрудникам темы для статей, особенно мне?! Это я ему рассказал, где и как достать для Регины кофе! Я показал ему, где находится туалет (правда, я нарочно отправил его тогда в другую сторону). А теперь он распоряжается, чтобы я не интервьюировал своего скульптора, — который, вообще-то, стал моим всего полчаса назад, — а отправлялся на встречу к какому-то «младотурку», только что выбравшемуся из недр рейверского клуба или клиники, специализирующейся на снятии героиновой зависимости, чья писанина, возможно, не поддается расшифровке.

Теперь у меня нет других причин, чтобы не брать интервью у Дугласа, кроме той, что эту идею предложил Марк Ларкин. Конечно, я могу написать о нем ничуть не хуже, чем написал бы о других. Но мне просто не нравится положение, в которое меня поставили, и от этого в висках начинает пульсировать.

— Нет, нет, — неожиданно вставляет свои «десять центов» Вилма. — Захарий не выполняет подобные задания. Он отправится в Южную Дакоту взять интервью у Ифраима Джиллеса.

Потолок рушится мне на голову… это унижение, в чистом виде, и теперь все смотрят на меня… оттуда, где сидят сотрудники отдела моды, самые пустые и бестолковые люди на этаже, доносится хихиканье. Конечно, в итоге кто-нибудь все равно докопался бы до интервью с Колеем… но объявлять это подобным образом! Я бы с большей охотой встал и сказал во всеуслышанье: «Эй, посмотрите на меня, я сосу свой большой палец и писаю в постель!»

— Правда? — ухмыляется Марк Ларкин с ослиным выражением лица. — Люблю симметрию. Наказание должно соответствовать преступлению, я полагаю.

— Да, — слабо улыбаюсь я, — но мне кажется, что немного несправедливо отправлять меня в Южную Дакоту пешком.

Никто не смеется.

(Как и сообщения Марджори, письма Вилли редко содержат пунктуацию.)

Я пишу в ответ:

Вилли отвечает:

Но что-то я такого не заметил. Далее он пишет:

На что я отвечаю:

И он отвечает мне:

* * *

Всю вторую половину рабочего дня я отсидел, перевариваясь в собственной желчи, не способный сдвинуться с места даже для того, чтобы сходить в туалет (мой мочевой пузырь просто разрывается). Около пяти часов я наконец набираюсь храбрости и отсылаю электронное письмо Айви Купер.

Она тоже присутствовала на том собрании и видела, как меня корежило.

Ах, старые добрые времена, когда ты просто приносишь кому-нибудь кофе или рассылаешь факсы! Если бы сейчас кто-нибудь бросил мне в ящик черный лакированный кожаный ремень, то я начал бы ремонтировать его сам лично…

* * *

Мы с Айви спускаемся в метро и едем ужинать в один уютный итальянский ресторан, расположенный на Второй авеню в Ист-виллидже. Я плачу, конечно (практиканты «Ит» не зарабатывают и десяти центов, хотя дочка Джимми Купера, наверняка обеспечена получше, чем я). Мне не очень-то и хочется отправляться на свидание с ней, равно как и с кем-либо еще, — после всего того, что случилось. Я все еще негодую и с большим удовольствием отправился бы домой изображать Вилли: глазеть в потолок в ожидании, пока либо он, либо моя голова не взорвется. Айви, несмотря на свое непреодолимое желание «погреться», вероятно, тоже не в восторге от идеи, думая, скорей всего, что она отправляется ужинать в компании самого последнего неудачника в корпорации.

— Ты знаешь, мне на самом деле не придется топать в Южную Дакоту пешком, — говорю я, когда мы садимся за стол.

Она разматывает черно-белый клетчатый шарф и принимает шутку:

— Но тогда тебе придется прогуляться обратно, да?

Она не такая красивая, как фотомодель, но стройненькая, а глубокие карие глаза кажутся загадочными при свете маленькой свечи, мерцающей в них и придающей им вид шоколадной глазури.

Я ей выкладываю все без остановки: рассказываю о внутриофисной политике и распрях, тонкостях игры и привилегиях любимчиков и чувствую от этого облегчение. Каждое предложение своего монолога я предваряю фразой: «Ты — новичок, и я не хочу тобой манипулировать, но…», а затем прилагаю все усилия, чтобы манипулировать ее сознанием. Я пересказываю ей слухи о том, что Байрон Пул натирался «Алпо» и занимался сексом с большим датским догом; о том, что Шейла — алкоголичка, и поэтому она держит у себя в столе бутылку виски винокурни «Хевен Хилл»; о том, что Марсель Перро, редактор отдела моды, нечист на руку и получает каждый месяц по две штуки наличными от Ральфа Лорена; о том, что отдел моды устраивает оргии в день выдачи зарплаты.