Один день в Древнем мире. Записки путешественника во времени - Дмитрий Демченко

А моя первая жизнь началась в гробнице без света, воды и вайфая. Хотя мертвым свет не нужен, а вот интернетом могли бы и озаботиться. В конце концов, его провести не сложнее, чем таскать камни двадцать пять лет, чтобы построить пирамиду. Гуляя по пещере под светом фонарика компьютера, я заметил кучу рисунков на стенах, кружки, вазы и даже наборы для игры в сенет, сложенные у саркофагов. Египтяне не просто верили в загробную жизнь – они возводили ее в абсолют, считая чуть ли не важнее жизни земной. Погибшего бальзамировали, превращая его в мумию, укладывали в саркофаг и закидывали различными полезностями, которые пригодятся после смерти.

Я сейчас примерно в 2750 году до нашей эры, а значит во временах Древнего царства. Чуть позже вазочек, кружек и игрушек будут класть еще больше. В завершение процесса к могиле подходил жрец, произносил заклинание и прикасался к саркофагу ритуальной киркой. Это, как верили египтяне, оживляло мумию, позволяя ей дышать и говорить в загробной жизни. А заботливо положенные в саркофаги полезные вещи развлекали и служили после жизни. Учитывая, что гулял я по захоронению обычных рабочих, на роскошь фараонов и знати рассчитывать глупо. Но было бы здорово, если бы кто-то решил, что в загробной жизни кому-то понадобится электрический перфоратор высокой мощности. Или автоматический таран с динамитной шашкой. Так проблема с выходом из запертой гробницы решилась бы сама собой.

А пока пришлось тешить себя мыслью, что прощались, соблюдая минимальные почести, даже с обычными жителями. Это само по себе приятно, но в моей ситуации означало отсутствие золота и драгоценностей, которые клали в могилы египтян побогаче, а вместе с этим сооружали ловушки, тайные ходы и самообрушающиеся потолки, чтобы шальной мародер вместо того, чтобы вынести у погибших добро, присоединился к ним в загробной жизни. Одну из сокровищниц Хуфу в гробнице нашли лишь в 1925 году. Да и то только потому, что штатив фотографа провалился в щель между маскировочными блоками. До этого сокровища на протяжении веков прятались от тысяч любителей легкой наживы.

У меня аппетиты поскромнее. Золота и драгоценностей мне не надо. Достаточно глотка свежего воздуха и минимального количества желающих моей крови людей. И от стаканчика пива не откажусь – в отличие от мяса неандертальцев, знакомство с лакомствами Древнего Египта ограничилось лишь ставящим под угрозу всю операцию, но таки безобидным инцидентом. С такими мыслями я и ковылял по пещере, коварно заманившей меня в ловушку в течение пары долгих часов. Не таких долгих, как очередь на почте, где вы вечность ждали очередь и, когда наконец подошли к окошку, кассирша ушла на пять минут и не возвращается уже четыре года. Но все же достаточно долгих, чтобы торжественно поклясться себе не делать вещи, которые очень хочется сделать. И уж тем более не делать вещи, которые не хочется делать. Где-то там, в тоненькой серой полоске посередине, мне и нужно искать хорошие идеи. А не забредать в первую попавшуюся дверь как идиот.

К счастью, все закончилось также внезапно, как и началось. И второй день рождения ожидал между мыслями о подкопе с использованием пивной кружки и размышлениями о том, что если уж и умирать, то красиво – стоит написать на табличке спойлеры к будущему и сесть у входа на стульчике в красивой позе. Археолог, который через пару тысяч лет меня найдет, станет седым вне зависимости от возраста. Но на деньги, вырученные от знаний, спокойно купит завод по производству волос. Ну а что до гробницы, в ней само собой оказался потайной укрепленный выход. Египтяне были повернуты на коридорчиках, ложных коридорчиках, тупиках и тупиково-ложных коридорчиках. До нужной двери я добрался, минуя пару ложных коридоров, вырезанных в стенах. Египтяне верили, что души загробного мира периодически будут через них заходить на огонек в мир обычный.

Выход оказался в конце сорокаметрового зала. И от ложных его отличало отсутствие рисунков и резьбы. А главное – свежий ветерок из миллиметрового проема снизу. Вспоминая любимые сцены боевиков, я, окрыленный успехом, разогнался и хорошенько приложился к двери плечом с разбега. И почувствовал то, что чувствует каждый человек, просыпаясь в понедельник утром за полчаса до работы, – нестерпимую боль с чувством безысходности и унижения. Но не важно, сколько раз ты падаешь, важно, сколько раз поднимаешься. Поэтому я закономерно решил больше никогда не вставать. Вставание – процесс, который никого не доводил до хорошего. Вставая, люди идут на нелюбимую работу, мучаются и страдают. Лежать безопасно, спокойно и что самое главное – не больно. И что бы вы думали? Спустя пару секунд после принятия обета вечного лежания он спас мне жизнь!

Я услышал голоса за дверью, подполз к тонкому проему под ней и издал крик молодого тиранозавра, зацепившегося мизинцем за тумбочку. Голоса стихли, и крик пришлось повторить. После третьего крика дверь открылась, и я осознал всю шоковость ситуации. Представьте, что вы – обычный древнеегипетский Аменемхет средней руки. Ну, или Степан. Вы отработали десятичасовую смену на стройке во имя Хеопса и идете в барак, чтобы обсудить с товарищами за стаканчиком пива, как загнили наглые шумеры и что фараону нужно крепкой рукой их наказать. Проходя мимо запечатанной гробницы погибших коллег, вы слышите истошный крик. Напомню, что египтяне верили в загробную жизнь и возвращение из нее. И получите страшно удивленные лица двух работяг цвета снега, на который разлили белую краску. Ладно, с цветом я преувеличил – белила и косметику в Египте использовали и мужчины. Но два бедняги, открывших передо мной дверь, упали на колени как подкошенные. Еще бы – ведь я все еще лежал, а учитывая встречу с дверью, поднимаясь, действительно выглядел как свежевернувшийся к жизни и злой как черт покойник!

Покойник, одетый вроде бы по всем законам моды, но в то же время волосатый, да еще и с волосами на груди. Больше всего мне хотелось их обнять, поблагодарив за спасение. Но правило путешествий во времени номер один четко гласит: не лезь в чужую культуру со своей. Кто знает, может после объятий с воскресшим ребята возомнят себя мессиями, создадут религию и отправятся на костер?

После затянувшейся паузы я лишь невнятно промычал, чтобы привлечь внимание парочки. После чего над пирамидами засветило не только солнце. У каждого из Аменхотепов под глазами светили яркие фонарики различной степени синевы. Да, моими спасителями оказались горе-игроки из таверны! Хотя горе им принес только я, а ведь чисто технически тот, что валялся на коленях справа, у волосатиков все выиграл. Не знаю, узнали ли они меня и что конкретно сыграло роль в последующих событиях. Но, изучив меня взглядом, парочка запричитала на всю округу, поднимая руки к небу и хватаясь за головы. А еще спасители наперебой подоставали барахло из сумок, чуть ли не со слезами мне их протягивая.

Тогда я посчитал это египетской традицией. Но сейчас понимаю, что все это – логичное продолжение истории, которая началась еще с расступающихся людей и вручения таблички, о которой я и подумал, собрав дары в рюкзак. Ничего особенного – статуэтка, пара склянок с чем-то ароматным, дешевый браслетик да кольцо. Разберусь на досуге.

А что до таблички – ее демонстрация осчастливила бедолаг. Египтяне с понимающим видом закивали и затараторили еще быстрее. А затем шустренько встали и ушли. Мне, между прочим, обидно. Это я, будучи шпионом, должен незаметно извлекать детали из прошлого, а затем уходить по-английски, оставляя всех с вопросами. Но пока этим занимаются все, кому не лень, но только не я. Причем еще десять секунд назад эта же двоица валялась на полу без движения. Единственный логичный вывод – табличка послужила для них призывом к действию. Но никакой полезной информации для меня лично это не несло, поэтому пришлось в стотысячный раз вздохнуть, свериться с показаниями прибора и направиться в сторону ракетницы с надеждой на то, что на горизонте не нарисуются инопланетяне, агрессивные волосатики, бугаи с копьями, фараоны и другие товарищи, которые мне помешают. Спойлер – из всего этого списка на пути не попались только инопланетяне, но тогда я, порадовавшись второму дню рождения, поковылял назад в город.