Компас черного капитана - Юрий Погуляй

— Да, — резко сказал он и отвел взгляд. — Да, надо идти…

Эльм склонился и принялся выискивать среди обрывков и обломков то, что могло нам пригодиться. Выглядел он подавленным. А я старался не смотреть на превратившиеся в щепки лыжи. Незнакомец не хотел, чтобы мы уходили быстро.

— Ума не приложу, кто это был, собачья жизнь, — с досадой крикнул Эльм.

Его рюкзак стал значительно легче. Кое-что из вещей удалось спасти. Слава Светлому Богу, плошка, котелок и горелка хранились в домике и не пострадали. Канистру с энгу ночной гость хорошо погнул, но драгоценное для нас топливо не пролилось. Нашего провианта тварь тоже не тронула, лишь раскидала вокруг домика.

— Кто это был и что он искал, а?

Мне не хотелось говорить ему о возможной причине. Страшно представить, что бы со мной сделал Эльм, если бы узнал, что это я повинен в визите ночного крушителя. Поэтому вопрос силача канул в стенания ветра.

Мы опять шли вдоль путевых столбов. Основания старых, покрытых ржавым налетом, но по-прежнему могучих столпов прятались в пирамидах смерзшегося снега. Кое-где виднелись следы путейщиков, иногда проезжающих по дороге и сбивающих намерзший лед с исполинских дорожных указателей, чтобы те не терялись в метели. Эти столбы стояли тут еще тогда, когда меня и вовсе не было на свете. Их установили, наверное, в те времена, когда на месте Кассин-Онга остановилась первая платформа.

После полудня ветер взбесился. Он стонал, выл, ревел, его колючие лапы пытались сбить нас с ног, но мы вгрызались снегоступами в занесенные следы траков и неуклонно шли вперед, останавливаясь у каждого столба, прячась за ним от ветра (благо в диаметре они были ярда два-три) и выискивая в мельтешении снежной крупы очертания следующего путевика.

Эльм вел нас в рыбацкий поселок. Он подолгу оглядывал каждого черного исполина в поисках дорожных меток, потом бормотал что-то себе под нос и, тяжело переступая, озирался по сторонам.

В это время мы с Фарри прятались от пронизывающего ветра, покорно ожидая решения нашего проводника. Так повторялось у каждого путевика, и ничто не менялось. Лишь холод пробирался все глубже под одежду да деревенели мысли.

Вскоре мы сошли с колеи ледоходов, потому что с каждым переходом становилось все тяжелее переступать через выломанные и смерзшиеся куски льда, и двинулись по твердым волнам заструг. Эльм шел чуть впереди, я следом за ним, и замыкал шествие молчаливый Фарри.

Ближе к вечеру ветер утих, метель унялась, и выглянуло солнце, что ненадолго приподняло наш боевой дух. Снежная бескрайность распростерлась впереди, и черные столбы, удаляясь и утончаясь, стремились убедить в том, что дорога идет в никуда.

Мы отдыхали, когда спину вдруг ожгло яростным взглядом, и я обернулся. Вместе со мной повернулся и Фарри. Мы оба почувствовали нечто позади нас. Это показалось мне интересным: неужели мальчик из цирка обладает толикой схожего дара? Но сейчас не стоило забивать себе голову такими мыслями.

— Эльм, — дрожащим голосом позвал он.

Черная тень преследователя нырнула под прикрытие далекого путевика за миг до того, как отреагировал силач. Сердце мое забилось сильнее от испуга и предвкушения. Что-то близилось. Что-то способное изменить в худшую сторону и так не самый привлекательный путь.

— Что?! — буркнул он.

— Оно там…

Безмолвная снежная равнина, тело которой вспороли шрамы от прошедших тут ледоходов и пронзила черная нить путевых обелисков, смотрела на нас, а мы буравили взглядом тот столб, у которого увидели движение. Ярдов четыреста, не больше. Совсем рядом…

Эльм сбросил рюкзак и, не глядя, отцепил от него ледоруб. Вес «оружия» придал ему уверенности.

— Что там?! — чуть раздраженно спросил он.

И тут черная тень без опаски вышла из укрытия.

— Это та гнида, что разбила нам лыжи, — понял Эльм. Облепленный инеем шарф скрывал его лицо, но я чувствовал гнев циркача.

Незнакомец стоял у столба, смотрел на нас и не шевелился. Мне показалось, будто он голый, и чернота его — это цвет кожи.

Но какой человек выдержит лютый мороз без одежды?!

Это лишь подтверждало мои опасения. Там, у путевого обелиска, был не человек.

— Это ледовая гончая… — сказал я.

Эльм лишь фыркнул. Мех на его капюшоне смерзся и торчал во все стороны белыми колючками.

— Стойте здесь, — приказал силач и сделал шаг в сторону черного незнакомца. Под его ногами заскрипел лед.

Чужак немедленно отступил.

— Гнида, — бессильно прорычал Эльм, но продолжил шагать к преследователю, угрожающе набычившись и разминая руку, сжимающую ледоруб.

Преследователь вновь попятился и остановился, только когда здоровяк с руганью встал. Эльм в ярости проорал:

— Иди сюда, собачья задница!

Черный человек не ответил. Он стоял на льду, опустив руки, и безмолвно ждал, как поведет себя силач.

— Ему нужен компас, — вдруг сказал Фарри. Слава Светлому Богу, его приятель не слышал этих слов. Меня прошиб холодный пот от мысли, что будет, если они узнают.

— Компас?

— Тому человеку на корабле тоже нужен был компас… — пояснил Фарри. Он повернулся ко мне: — Помнишь, как он кричал тогда в рубке? «Компас-с-сь», «компас-с-сь», — передразнил мальчишка. — Что это за люди, Эд?

— Это не люди…

Фарри минуту молчал, наблюдая затем, как Эльм потрясает ледорубом и шлет безмолвному преследователю жуткие проклятья. Потом зябко поежился. Я переступил с ноги на ногу, чувствуя, как от холода опасно немеют пальцы.

— Он голый, да? — спросил Фарри. В голосе его сквозили усталость и обреченность. — Голый?

Мне оставалось лишь пожать плечами, надеясь, что мальчик не вернется к теме компаса. А про то, что за нами идет не человек, я уже говорил. Голый, не голый — одинокий путник, не желающий подходить к другим странникам, не может нести добрых вестей.

— Ледовых гончих не существует, — убежденно тряхнул головой Фарри и замолчал.

Вскоре вернулся разгоряченный Эльм, от которого валом валил пар, а в душе кипел неистовый гнев.

— Собачий выродок! — цедил он себе под нос. Прошел мимо нас, рывком поднял рюкзак и зашагал дальше. Затем остановился и уставился почему-то на меня:

— Чего встали? Идем!

Мы с Фарри переглянулись и покорно поплелись следом, зная, что едва мы тронулись с места — черный человек пошел за нами. Мне стало страшно. Невыносимо страшно, и именно в тот момент я подумал, что мы никогда не дойдем до рыбацкого поселка. Нас убьет либо мороз, либо преследовавшая нас ледовая гончая.

В голове колотилась мысль о компасе, хранящемся у меня под паркой, на груди. Может, стоило бросить его на лед и надеяться, что странное существо подберет проклятый артефакт и оставит нас в покое? Сделать это незаметно — так, чтобы не увидели мои попутчики…