Сохраняющая машина - Филип Киндред Дик

— Остановите их, — бормотал Дэвид Ангер заливая слюной подбородок. — Не дайте им уйти! Да что это с вами такое? У вас что, коленки дрожат? В штаны наложили? Что вы за мужчины!

— Ну чего ты расшумелся, папаша, — добродушно тронул его за плечо какой-то солдат. — Они же никому ничего не делают.

Трость, подобранная Ангером с земли, просвистела в сантиметре от головы солдата.

— Ты — болтун! — хрипло выкрикнул он. — Ну какой из тебя солдат?

Старика прервал приступ тяжелого удушающего кашля, он согнулся пополам, хватая воздух ртом.

— В наше время, — прохрипел он наконец, — мы обливали их ракетным топливом, вздергивали и поджигали. Мы отрубали им ихние вонючие утиные и вороньи лапы. Уж мы-то им показали. Мутантов остановил выросший на их пути полицейский.

— А ну-ка, валите отсюда, — угрожающе приказал он. — Такие твари не имеют права здесь находиться.

Замершие было беглецы торопливо направились к выходу, но полицейскому этого было мало; лениво подняв дубинку, он ударил марсианина поперек глаз. Хрупкий, тонкокостный череп треснул, ослепленный, согнувшийся от страшной боли марсианин покатился в кусты.

— Вот это уже получше.

В задыхающемся голосе Дэвида Ангера появилось нечто вроде удовлетворения.

— Мерзкий, грязный старикашка. — На него смотрело побелевшее от ужаса женское лицо. — Вот из-за таких, как вы, все и происходит.

— А ты кто такая? — взвизгнул Ангер. — Тебе что, вороны нравятся?

Толпа начала расходиться. Тяжело опираясь на трость, Ангер снова заковылял к выходу. С трудом передвигая ноги, он непрерывно бормотал какие-то угрозы и проклятья, отплевывался и сокрушенно тряс головой.

У дверей больницы старик все еще дрожал от ярости и возмущения.

— Чего вам еще? — грубо спросил он, подойдя к стоящему посреди приемного покоя столу. — Не понимаю, что тут у вас происходит. Сперва вы будите меня, как только я первый раз за все это время понастоящему уснул, а что я вижу потом? Двух утколапых, нагло разгуливающих по парку, прямо среди белого дня, и…

— Вас хочет увидеть доктор Паттерсон, — терпеливо прервала его сестра. — Триста первый кабинет. Проводите мистера Ангера в триста первый, — кивнула она роботу.

Старик мрачно побрел за плавно шагающим роботом.

— А я-то думал, всех вас, жестяных, перебили еще на Европе[7], в восемьдесят восьмом. Ничего не понимаю, — пожаловался он механическому человеку. — Чем занимаются все эти пай-мальчики в военной форме? Шляются, понимаешь, развлекаются себе, хихикают и лапают девок, которым, видно, делать больше нечего, кроме как валяться на траве в чем мать родила. Что-то тут не так. Нужно что-то…

— Сюда, пожалуйста, — сказал робот, открывая дверь триста первого, кабинета.

Цепляясь за свою алюминиевую трость, все еще горя возмущением, старик остановился перед столом врача. Вэйчел Паттерсон слегка привстал и кивнул головой; Дэвида Ангера он видел впервые. Они смотрели друг на друга внимательными, оценивающими глазами — тощий, горбоносый, изуродованный в бою старый солдат и респектабельно одетый врач, темные, начинающие редеть волосы аккуратно причесаны, добродушные глаза прикрыты очками в тяжелой черепаховой оправе. А рядом, с бесстрастным видом посторонней наблюдательницы, — Ивлин Каттер, в ярких губах зажата сигарета, золотистые локоны откинуты назад.

— Я — доктор Паттерсон, а это — мисс Каттер. Садитесь, пожалуйста, мистер Ангер. — Паттерсон задумчиво взял одну из разложенных мятых, грязных пленок, покачал ее на ладони и вернул на место. — Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. С одним из ваших документов возникли некоторые неясности. Скорее всего — обычные канцелярские заморочки, но так или иначе все это вернулось ко мне.

Ангер осторожно присел на край стула.

— Сплошная бюрократия. Я здесь уже целую неделю, и каждый день у них что-нибудь новенькое. Наверное, они считают, что мне следовало лечь на улице и сдохнуть.

— Согласно этим документам, вы здесь уже восемь дней.

— Ну конечно же восемь. Если так сказано в бумажках, значит, так оно и есть. — Голос старика был полон желчного сарказма. — Разве же они могут записать что-нибудь неправильно?

— Вас взяли в больницу как ветерана войны. Все расходы по вашему здесь пребыванию несет Директорат.

— Ну и что? — ощетинился Ангер. — Уж хотя бы лечение я заслужил.

Привстав со стула, он ткнул в сторону Паттерсона корявым пальцем.

— Я в армии с шестнадцати лет. Сражался за Землю и работал на нее всю свою жизнь. И сейчас был бы в армии, не уделай они меня почти насмерть во время этого подлого налета. Счастливо еще отделался. — Он машинально провел рукой по своему страшному шраму. — Вот вы, смотрю, никогда вроде не служили. Странно, что вообще были такие места, где можно было отсидеться. Никогда не думал. Ивлин Каттер и Паттерсон переглянулись.

— Сколько вам лет? — неожиданно спросила Ивлин.

— А что, разве в ваших бумажках не написано? — возмущенно прохрипел Ангер. — Восемьдесят девять.

— И в каком году вы родились?

— В две тысячи сто пятьдесят четвертом. Вы что, считать не умеете?

Паттерсон что-то отметил на одном из листков фольги.

— А в каких частях вы служили?

Вот тут-то Ангер вышел из себя окончательно:

— Б-третья, если только вы о такой когда-нибудь слышали. Глядя, как тут у вас поставлено дело, я и сам начинаю уже сомневаться, что когда-нибудь была война.

— Б-третья, — повторил Паттерсон. — И как долго вы там служили?

— Пятьдесят лет. А потом вышел в отставку. Я имею в виду — в первый раз. Мне было тогда шестьдесят шесть. Обычный возраст. Получил пенсию и клочок земли.

— А потом вас снова призвали?

Ну конечно призвали! Вы что, забыли, как Б-третья вернулась в строй, все вот такие, как я, старые ребята. PI почти сумели их остановить — тогда, в последний раз. Вы в это время еще в игрушки, наверное, ифали, но ведь каждый знает, что мы тогда сделали.

Сунув руку в карман, Ангер вытащил свой Хрустальный Диск первого класса и со стуком опустил его на стол.

— Я получил вот это — как и все оставшиеся в живых. Все десять человек из тридцати тысяч.

Дрожащими, непослушными пальцами он подцепил медаль и зажал ее в ладони.

— Меня тяжело ранило. Видите, какое у меня лицо? Обожгло, когда взорвался крейсер Натана Уэста. А потом два года провалялся в лазарете. Это было, когда они прорвали оборону Земли.

Жалкие старческие руки сжались в кулаки.

— Мы сидели и смотрели, как они превращают Землю в дымящуюся пустыню. Не осталось ничего — только пепел и шлак, миля за милей — одна лишь смерть. Ни городов, ни деревень. Мы сидели и смотрели, а мимо неслись их снаряды с углеродными головками. Ну а потом они покончили с Землей и взялись за нас, сидевших на Луне. И тоже быстро прикончили.