Гнев ангелов - Джон Коннолли

Расставшись со списком, Мариель положила руку мне на плечо.

— Только не упоминайте, пожалуйста, наши имена, — попросила она и удалилась.

На кухне своего дома в Коннектикуте Барбара Келли продолжала бороться за оставшуюся ей недолгую жизнь.

От боли выплеснувшегося в лицо кипящего кофе Дарина Флорес на мгновение онемела. А потом закричала, вскинув руки, словно хотела просто стереть обжигающую жидкость с лица. Оно уже начало отчаянно гореть, крик сменился диким визгом; Дарина отшатнулась к кухонному столу и, споткнувшись, повалилась на пол. В немом потрясении мальчик открыл рот; он буквально оцепенел. Барбара оттолкнула его в сторону с такой силой, что он ударился затылком об угол мраморной столешницы с ужасающим глухим звуком, заставившим Барбару лишь крепче стиснуть зубы. Она не оглянулась, даже когда ногти Дарины царапнули ее лодыжку. Едва не потеряв равновесие, Барбара, однако, сохранила самообладание; ее целеустремленный взгляд пробежался по коридору и столику с ключами от машины — к спасительной входной двери.

Подхватив ключи, она рывком распахнула дверь и вылетела под проливной дождь к машине, стоявшей на подъездной дорожке. Нажав на брелоке кнопку «открыть», увидела, как подмигнули ей фары. Машина гостеприимно мурлыкнула. Беглянка уже распахнула переднюю дверь, когда кто-то вдруг навалился на нее сзади: его ноги сомкнулись у нее на талии, а руки вцепились в волосы и глаза. Повернув голову налево, она увидела в непосредственной близости разъяренное лицо мальчика. В его разинутом рту белели отвратительные кроличьи зубы, которые мгновенно вгрызлись в щеку Барбары и, сомкнувшись, выдрали кусок плоти. Теперь уже завизжала Барбара. Она извернулась и, ухватившись за ветровку, попыталась сбросить ребенка со спины. Но он крепко держался, и его челюсти опять вгрызлись, на сей раз в шею.

Она с силой припечатала мелкого мерзавца к борту машины и почувствовала, что вышибла из него дух. Для верности еще разок стукнула его, резко откинув назад голову. Его нос хрустнул, ударившись об ее затылок, и мальчик выпустил свою добычу, однако из-за нападения она выронила ключи. Уродец свалился на землю, защищая рукой сломанный нос. Барбара развернулась к нему и прицельно ударила по ребрам. Господи, ее лицо заливала кровь! Она увидела в окне собственное отражение: на щеке зияла рваная рана размером с серебряный доллар.

Глянув на гравийную дорожку, женщина нашла ключи. Наклонившись, подняла их, но когда выпрямилась, за ее спиной уже маячила Дарина. Барбара не успела отскочить — лезвие ножа ужалило ее левую ногу, резанув по сухожилиям под коленом. Она резко осела, а Дарина, навалившись на нее всем телом, нанесла вторую резаную рану, лишив и правую ногу Барбары подвижности. Теперь уже пинали именно ее. Дарина, перевернув жертву на спину, заставила ее лицезреть тот урон, что Барбара нанесла ее внешности.

Отныне Дарину Флорес никто не назовет красоткой. Большая часть ее ошпаренного лица побагровела, левый глаз покраснел и распух; а судя по наклону головы, на этот глаз преследовательница ослепла.

«Так ей и надо», — корчась на жестком гравии, подумала Барбара, хотя саму ее терзала жгучая боль в раненых ногах.

— Что ты наделала?! — возмущенно промычала Дарина.

Двигалась только левая половина ее рта, и речь получалась неразборчивой, как у пьяной.

— Я достала тебя, подлая тварь! — крикнула Барбара. — И ты получила поделом!

Дарина вскинула свое изуродованное лицо к небесам, подставляя обваренную кожу под холодные дождевые струи. Рядом с ней появился мальчик. Из его распухшего носа текла кровь.

— И где же он, твой триединый бог? — ехидно спросила Дарина. — Почему он не спасает тебя? — Она глянула на мальчика. — Покажи ей, — велела она. — Покажи смысл истинного воскрешения.

Мальчик откинул капюшон, обнажив бугристую плешивую голову с клочками волос, похожую на голую скалу, местами поросшую лишайником. Он медленно расстегнул «молнию» куртки, продемонстрировав Барбаре шею, на которой уже проступила багровая опухоль.

— Нет! — вскрикнула Барбара. — Нет, нет…

Она выставила вперед руки, словно могла защититься от его приближения, но обездвиженную женщину тут же схватили и быстро втащили обратно в дом. Раскаты грома и шум дождя заглушили истошные крики жертвы, а изливающаяся из ран кровь мгновенно исчезала под дождем — так же бесследно, как ее надежда на спасение и близкий конец грешной жизни.

В отчаянии Барбара зашептала покаянную молитву.

Манящий дух, подсвеченный луной,

Зачем влечешь меня к поляне той лесной?

Александр Поуп (1688–1744), «Элегия на память одной несчастной леди»

И вновь на север: на север от Нью-Йорка, на север от Бостона, на север от Портленда. К самым северным границам Мэна.

Они заблудились. Андреа Фостер поняла это, но ее мужу пока не хотелось признавать очевидное. И вообще лишь в крайних случаях он признавался в своих ошибках. Но она видела, что ему не совсем понятно, куда они забрели. Муж продолжал упорно пялиться в карту, словно аккуратно прорисованные очертания холмов и троп имели хоть какое-то отношение к беспорядочной реальности окружавшей их чащобы, и вдобавок тряс компас, надеясь, что сумеет найти связь между картой и прибором и тогда определит нужное направление. Тем не менее, отлично зная своего супруга, Андреа не стала спрашивать, есть ли у него идеи относительно их местонахождения или в какую сторону им дальше идти. В ответ он мог просто стиснуть зубы и помрачнеть, и тогда и так незадавшийся день явно стал бы еще хуже.

По крайней мере они не забыли захватить репеллент. Благодаря этому отпугивающему спрею насекомые держались от них на расстоянии, хотя, вероятно, ценой ущерба для клеток мозга путников. Впрочем, если дело дойдет до выбора между участью быть съеденной заживо в лесу прямо сейчас и снижением функционирования разума до стадии полного отупения, Андреа предпочла бы смерть мозга. Муж уверял ее, что в это время года с насекомыми в лесу не будет проблем, но проблемы были: главным образом вились назойливые мушки, но ей также пришлось отбиваться от осы, и это огорчало больше всего. Что могли делать осы в северном ноябрьском лесу? Выжившие особи явно пребывали в паршивом настроении. Андреа убила ту осу, прихлопнув ее своей шляпой, и для верности еще раздавила ботинком, но с того момента она видела и других осиных долгожительниц. Казалось, чем дальше супруги углублялись в лес, тем больше в нем становилось всяких насекомых. В баллончике еще плескался репеллент, но его оставалось пугающе мало. Андреа хотелось вернуться в цивилизованный мир до того, как закончится спрей.

К тому же было слишком тепло. Логика подсказывала, что в тени деревьев должно быть прохладнее, но в данном случае она не срабатывала. Андреа заметила, что время от времени начинает задыхаться. Жажда становилась все сильнее, и вода ее почему-то не утоляла. Вообще ей нравились длительные прогулки, но после этого случая она с удовольствием проведет пару дней в каком-нибудь приличном отеле, попивая вино, принимая ванны и почитывая книги. Как только закончится этот день и они вернутся в Фоллс-Энд, она поговорит с Крисом, предложит ему уехать отсюда немного раньше, чем планировали, чтобы отдохнуть в Квебеке или Монреале. Хватит с нее этой дикой первозданной природы, и она подозревала, что Крису в глубине души все это тоже изрядно надоело. Просто он слишком упрям, чтобы это признать, и чересчур строптив, чтобы поднять лапки кверху и констатировать тот факт, что если они еще и не влипли в паршивую историю, то ее запашок уже терзает обоняние.