1956. Венгрия глазами очевидца - Владимир Байков

После официальных встреч Суслов принял Кадара на даче под Москвой. Сначала хозяин показал гостю свой огромный участок, где росли различные виды деревьев средней полосы России, они были весьма искусно рассажены. Радовали глаз аллеи, небольшие лесные рощицы, беседки с сомкнутыми кронами, полянки различной формы с маленькими прудиками, запрудами, ручьем и даже небольшой плотинкой. Хозяин покормил рыб.

— Это наши домашние карпы, — сказал Суслов.

Кадар, большой любитель и знаток природы, искренне восхищался этой лесной красотой, созданной всего в нескольких километрах от Москвы. Но он очень удивился, когда хозяин дачи предложил собрать грибы на сегодняшний ужин. И действительно, пошарив глазами в траве, под деревьями мы увидели множество грибов: оттуда выглядывали и белые, и подберезовики, и подосиновики.

— Они растут здесь потому, — пояснил Суслов, — что садовник выкапывает их вместе с грибницей в лесных массивах Подмосковья и Белоруссии и привозит их сюда.

Потом хозяин повел гостя в дом. Недалеко от дороги в ручейке в специальных сетках охлаждались бутылки с вином. Неплохо, подумал я, живете, товарищ Суслов, — как помещик, хотя внешне выглядите аскетически, согласно распространяемым в партии легендам — «скромнейшим из скромнейших». Сухопарый, неулыбчивый, казалось, лишенный всякого вождизма, но ловко переживший к тому времени всех начальников, начиная со Сталина, и уживавшийся с ними в качестве вечного «идеолога партии», он создал из себя образ сурового, неподкупного коммуниста.

Беседа Кадара с Сусловым носила иной характер, чем та, июньская, в Будапеште. Суслов почти уговаривал неуступчивого и слишком самостоятельного, по меркам Кремля, Кадара встать во главе руководства страной. Кадар сопротивлялся, но Суслов не отступал:

— Мы подумали в Политбюро, — сказал он, — и пришли к выводу, что в нынешней ситуации, когда при подстрекательстве контрреволюционеров на горизонте налицо восстание, ничего не остается делать, как идти на уступки требованиям народа. Мы сделали исключение для Венгрии и дали руководству страны самостоятельно вести хозяйство.

— А как же Имре Надь? — спросил Кадар.

— Надь — при нем опять получится, что руководство будет состоять из московских эмигрантов, кроме того, он больше ориентируется на Югославию, чем на нас.

Кадар снова не дал ответа, хотя я заметил, что он не протестовал так упорно против своего назначения, как в прошлый раз, во время будапештской встречи.

В третий раз я повстречался с Кадаром в начале ноября 1956 года. Эта встреча оказалась самой продолжительной — длилась до марта 1959 года.

Вечером 1 ноября 1956 года Янош Кадар разорвал отношения с правительством Имре Надя. По оценке западных историков, он сделал это как прагматик, увидевший бесперспективность команды премьера. По собственному же признанию Кадара, он как венгр проанализировал ситуацию и ясно понял: в стране началась братоубийственная гражданская война — мадьяры начали убивать мадьяр. Вместе с Ференцем Мюннихом он вынужден был явиться в Посольство СССР, и они оба тайно были вывезены в Москву. Тогда Кадар и согласился с необходимостью возглавить руководство Венгрией[69].

Я отдыхал на Кавказе, наслаждался последними денечками бархатного сезона, как меня вдруг срочно вызвали из отпуска и приказали немедленно собраться и ночью отвезли на аэродром. Начался новый этап моей переводческой работы.

Самолет приземлился в Мукачево, меня отвезли в служебную гостиницу, где уже находился Кадар. Мое оперативное появление здесь было объяснимо. Кадар попросил прислать ему переводчика из ЦК КПСС, который должен находиться при нем для переговоров с советскими военачальниками и в случае необходимости переводить информацию для ЦК КПСС по проблемам, требовавшим в этой сложной обстановке быстрых и обоюдных решений. Кадар поставил условие, чтобы переводчика знал и он, и знали бы его в ЦК КПСС — лучше из аппарата, хорошо бы Байкова. Эту просьбу Кадара передали в ЦК КПСС, и меня немедленно разыскали, приказали мигом собраться и срочно вылететь в Мукачево. Перед отлетом меня вызвали к Хрущеву, и между нами произошел следующий разговор:

— Берегите Яноша Кадара — он нам очень нужен!

— Но я же не чекист, — попытался я возразить, представляя себе огромную ответственность.

— Чекисты будут делать свое дело, а вы будете моим доверенным лицом, тем более что Кадар сам просил об этом. Не разочаруйте его!

Позже я задавал себе вопрос — зачем Кадару понадобился около себя советский переводчик, да еще из ЦК КПСС? Ведь были у него знакомые толмачи из венгров. Потом Кадар объяснил мне, что ему нужен был советский переводчик для различных переговоров с советскими генералами и офицерами. Он должен быть исключительно переводчиком из ЦК, а не из военных, и чтобы там, в Москве, его знали в партийном аппарате и через него можно было бы связываться по ВЧ[70] — секретной правительственной линии. Ему, Кадару, архиважно было оперативно связываться из Парламента с Президиумом ЦК КПСС, с Хрущевым — напрямую, если воинственные советские генералы не поймут его намерений избежать бойни, слишком разойдутся и развяжут ненужную, длительную войну.

Но была, мне кажется, и еще одна причина. Ведь с 23 октября по 1 ноября Кадар был рядом с Надем, проводил его линию на резкую конфронтацию с СССР, официально высказывался в антисоветском духе[71], резко отрицательно относился к позиции советского Посольства[72]. Кадар словно хотел показать Кремлю: смотрите, я ничего от вас не скрываю, даже пригласил вашего человека (это ведь мог быть не обязательно Байков, а любой другой переводчик). Я «засвечиваюсь» перед вами все 24 часа, веду себя с вами честно и вправе надеяться на честность и с вашей стороны. Но, может быть, это лишь мои догадки. Как бы там ни было, Кадар встретил меня с доверием и сказал, что он надеется на мою искреннюю помощь в это трудное и ответственное время. Это совпадало и с моим желанием.

По прибытии в Мукачево в гостинице я встретил Ференца Мюнниха, Антала Апро, Кароя Кишша, Дьёрдья Марошана, Шандора Ногради, Иштвана Кошшу и других знакомых партийных и государственных мужей — молчаливых и с растерянными лицами. Ведь я прибыл уже в тот день, когда еще ранее, 4 ноября, было передано сообщение о создании нового правительства Кадара и вступлении советских войск в Венгрию[73].