Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей

От философских мыслей по поводу законов и судейской системы в России меня отвлёк Куроедов.

— Покойный лежал лицом вниз, очевидно он не видел того, кто подошёл со спины, или полностью доверял этому человеку. С высокой долей вероятности можно предположить, что это был кто-то знакомый.

Я невольно покосился на деда. Понятно, что Куроедов вещает не свои мысли. В очередной раз помещик внимательно выслушал, запомнил и воспроизвёл полученную информацию. Но каков орёл! Не зная всей подоплёки, я бы поверил, что это личное заключение такого замечательного и умного человека, как Ксенофонт Данилович Куроедов.

— Мышечное окоченение выражено по всему телу, что указывает на промежуток времени более чем шестнадцать часов. В первые три часа окоченение формируется в области шеи и челюсти.

Далее мы прослушали довольно своеобразную лекцию, из которой я узнал, что удар был один, смерть наступила мгновенно (крови на пол почти не натекло), бивший человек имел тот же рост, что и Тыранов. Следов борьбы не обнаружено. Смерть не была вызвана естественными причинами. Характер ранения полностью это отвергает. Никакого несчастного случая.

Также Куроедов поведал то, что я уже услышал от Алексея. Температура тела не является надёжным фактором установления времени смерти. Вообще-то никто сейчас не замеряет температуру трупов. От осознания этого факта помещик пребывал в жутком восторге. Наверняка в мыслях уже продал не одну тысячу градусников, попутно засунув их в задницы трупов.

Куроедов снова вернулся к мышечному окоченению, сообщив, что у тела, лежавшего на улице в холодную (но не морозную) погоду, оно может начаться неделю спустя. И быстро развивается, когда труп переносят в более тёплое помещение. Если человек перед смертью много двигался, поднимал тяжести и совершал прочие физические действия, то в его мышцах скопилась молочная кислота. Тут же мы были просвещены на тему, что это такое, и снова вернулись к трупам, у которых эта кислота или просто повышенная температура из-за болезни повышают скорость окоченения мышц.

— Известно, что окоченение развивается с наиболее мелких мышц. Они в основном расположены на челюсти, вокруг глаз и на пальцах, — интонацией великого специалиста вещал Куроедов. — Далее наступает черёд крупных мышц, но длится это недолго. Уже через пару дней мышцы снова становятся мягкими. У грудных детей подобного окоченения может вообще не возникнуть.

Дед явного глубоко изучал эту тему. Зачем-то рассказал Куроедову, а тот и рад стараться. С другой стороны, эти знания тоже революционные. Не помню, когда именно зародилась криминалистика, но точно позже первой трети девятнадцатого века. Глядишь, мы и в этом плане устроим подвижки. Как будут подтверждать эти слова учёные мужи, не наше дело. Работать с трупами им, скорее всего, не позволят. Христианство, церковь, то да сё. Не положено мертвецов лишний раз беспокоить. Нам бы с Тырановым разобраться, а всё остальное вторично.

Не то чтобы я жаждал отыскать убийцу, меня волновал тот самый мотив. Не подвергаемся ли и мы опасности? Вдруг это маньяк, решивший, что новаторство в живописи неприемлемо?

— Ксенофонт Данилович, неплохо бы озаботиться собственной безопасностью, — озвучил я свои мысли.

Ружья у нас имелись, но не таскать же их с собой. Лучше поручить это охранникам. И вообще не выходить из дома поодиночке. Эту идею поддержали все.

Не совсем удобно получилось, когда мы впятером (включая секретаря Куроедова) поехали вначале в медицинскую академию столбить место для картины, а затем отправились в университет, но ходить отдельно я никому не разрешил. После отправились за нашими охранниками.

Возницы уже переставили кареты на колёса и можно было пользоваться личным транспортом.

И правильно сделали. Выставка была закрыта, а на подступах к зданию скопилась пара сотен зевак. Вот она, слава и популярность! Мы еле пробились через толпу, усердно работая локтями и требуя пропустить. Скандал вокруг «Флибустьеров» получился знатный. Ректор, конечно, шипел словно змей, но это не отменяло успеха, достигнутого пусть и таким печальным способом.

Упаковывали и грузили на подводы картину грузчики под руководством Алексея. Я же предпочёл побеседовать с возможными свидетелями. Время смерти (пусть и без новомодных градусников) мы уже установили — вечер пятницы. Хотелось узнать кто что видел и запомнил.

Первыми меня удивили слова сторожа. Правда, для стимуляции памяти я аж целый рубль заплатил. Зато мужчина честно признался, что открывать зал с утра не пришлось. Он, конечно, пришёл как и положено с ключами. Вот только дверь не была заперта. Это конкретный косяк сторожей. То, что закрывать дверь мы могли сами, не отменяло проверку. Сторож должен был лично посмотреть вечером. Не став заострять на этом внимание, я продолжил расспросы. Меня интересовало, кто приходил в пятницу на выставку. Вдруг сторож запомнил.

— Не видел я, барин. Нам не положено, — крестился в подтверждение своих слов мужчина.

— А истопник? Он же должен был проверить печь. Вдруг пожар?

— Дык это ж с утречка, — напомнил сторож о том, что уже весна.

На улице действительно потеплело. Снег ещё лежал, но даже дороги почти очистились. Позже я расспросил истопника и услышал от него подтверждение слов сторожа. Вахтёр, принимающий одежду в гардероб также не порадовал. Не все посетители снимали верхнюю одежду. Студенты точно этим не заморачивались.

В последние дни интерес к картине сошёл на нет. Зрителей было мало, да и наших подставных критиков мы не использовали. Получалось, что на момент смерти никого из «своих» рядом с Тырановым не было.

Пообщавшись ещё с парочкой слуг, я выяснил, что они видели на выходе из здания трёх мужчин и одну даму. Не из благородных и в возрасте. Эти горожане пришли под вечер, заплатили, посмотрели и ушли. Первые двое мужчин ушли раньше, но и последние посетители отстали от них ненадолго. От силы минут на пять. Никто их лиц не запомнил, поскольку подобных зрителей за последний месяц в зале побывало много.

— Не художники, не соперники по ремеслу, — сделал вывод из моего отчёта Алексей.

— При условии, что убийца выходил через тот же вход, — добавил дед. — Мог по коридору уйти через задний двор.

— Не мог, — отрицательно покачал я головой и пояснил, какие меры предприняты ректором, чтобы наша публика не шлялась по университету.

Доступными были один коридор и зал. Остальные проходы или заперты, или охранялись дежурными. Доверять безоговорочно я бы не стал, но без ключа выйти наружу посторонний не мог.

— Есть вероятность, что это был университетский работник. Он мог открыть любые двери, — продолжал гнуть своё дед.

— Не буду спорить, пока мы не поймём мотив, — ответил я.

— С мотивом засада, — тяжело вздохнул друг. — Тыранов не был ни склочником, ни спорщиком, ни антисоциальным элементом.

С такой характеристикой я был полностью согласен. Тыранов действительно никогда не конфликтовал, не мог отстаивать свою точку зрения. Не зря же нам так легко удалось заманить его в поместье и сподвигнуть на написание такой неоднозначной картины.