Пирамида - Джеймс Роллинс

Одетый в изодранную, пропотевшую одежду, Гил чувствовал себя, словно крестьянин перед особой королевской крови. Он ощущал в этом человеке жесткость, до которой самому ему было слишком далеко.

— Я... я принес то, о чем мы говорили.

Антиквар еле заметно кивнул:

— Тогда осталось только обсудить цену.

Медленно опустившись в кресло, Гил обнаружил, что примостился на самом краешке и не может откинуться на спинку. Неожиданно ему больше всего захотелось поскорее закончить сделку, какой бы ни оказалась цена, покинуть прохладную комнату и очутиться в привычной духоте шумного городка. Не в силах даже встретиться с собеседником взглядом, Гил уставился в окно — на шпиль городской церкви, тонкий белый крест, четко вырисовывавшийся на фоне синего неба.

— Покажи мне находку, — сказал антиквар и осторожно покачал бокалом.

Лед зазвенел, привлекая внимание Гила.

— Да, конечно.

Он проглотил сухой комок в горле, извлек из-за пазухи зубчатую чашу и положил на стол. На фоне золотой оправы ярко сверкнули изумруды и рубины. Глядя на драгоценного дракона, обвившегося вокруг чаши, Гил набрался смелости.

— И... и это еще не все, — добавил он. — С людьми и нужными инструментами к концу недели я мог бы достать в сто раз больше.

Не обращая внимания на его слова, «испанец» поставил бокал на стол, потянулся к кубку инков и принялся внимательно его разглядывать.

Гил стиснул руки от нетерпения. Пока антиквар изучал работу мастера, Гил не отрывал взгляда от вмятины на краю сосуда. Он боялся, что из-за этого дефекта цена резко упадет. Этот человек требовал, чтобы артефакты доставлялись только в хорошем состоянии.

Когда антиквар наконец опустил чашу обратно на стол, Гил решился взглянуть ему в глаза, но увидел в них только злобу.

— Эта вмятина... она... она уже была там, — пролепетал Гил.

«Испанец» молча встал и подошел к небольшому бару за спиной Гила. Было слышно, как он добавляет в бокал еще льда.

Гил не смел обернуться. Он пристально смотрел на свое сокровище.

— Если она вам не нужна, я... я не настаиваю.

Не оглядываясь, он догадался, что к нему наклонились. Волоски на его затылке зашевелились, тронутые инстинктом пещерных предков. Гил ощутил на своем ухе дыхание антиквара.

— Всего лишь обычное золото. Безделушка.

Слишком поздно почувствовав опасность, он потянулся к ножу на поясе. Но пальцы нащупали только пустые ножны.

Прежде чем он успел что-либо сделать, его голову резко рванули назад за волосы. Гил увидел в руке антиквара собственный нож и даже не успел удивиться, как это получилось. Одно движение — и кинжал распорол горло от уха до уха. Затем Гила отшвырнули вперед, и он упал на пол, заливая его кровью.

Перекатываясь на спину и захлебываясь собственной кровью, Гил увидел, что его убийца возвращается к бару за оставленным бокалом.

— П-прошу... — с бульканьем выдавил Гил, умоляюще поднимая руку, когда перед ним стал меркнуть свет.

Хозяин номера не обратил на него внимания.

С глазами, полными слез, Гил снова повернулся к открытому окну и яркому кресту в синем небе. «Пожалуйста, не так...» — беззвучно взмолился он, однако и здесь не нашел спасения.

* * *

Осушив бокал, мужчина взглянул на неподвижное тело. На фоне белого пола лужа крови казалась почти черной. Он не почувствовал удовлетворения от убийства. Просто чилиец выполнил то, что от него требовалось, и стал скорее угрозой, чем помощником.

Убийца со вздохом пересек комнату, стараясь не запачкать кровью начищенные до блеска ботинки, и взял со стола сокровище инков. Подбросил его в руке, прикидывая, сколько ему дадут, после того как из чаши вытащат драгоценные камни и переплавят ее в брусок. Черноволосый и его люди надеялись найти кое-что другое, но годилось и это. Судя по рассказу Гила о подземном склепе, оставалась надежда на более крупную добычу. Отступив к кровати, «испанец» поднял кожаный мешочек и, спрятав в него чашу, осмотрел комнату. К ночи ее нужно было освободить.

С мешочком в руке мужчина вышел из номера в духоту узкого коридорчика и лестниц. Лоб быстро покрылся капельками пота, но он даже не потрудился их вытереть, так как вырос в этих влажных высокогорьях и привык к жаре.

Человек в черном был полукровкой — наполовину испанцем, наполовину местным индейцем. Несмотря на эту печать бесчестия, ему удалось пробить себе дорогу наверх и завоевать уважение других.

Миновав вестибюль отеля, мужчина вышел прямо под лучи полуденного солнца. Блестящие ступеньки ослепляли. Заслонив глаза рукой, он чуть не налетел у подножия лестницы на индианку с ребенком.

Одетая в груботканое платье и шаль женщина испугалась, и мужчина принялся извиняться. Но она упала перед ним на колени, ухватила за ногу и подняла к нему ребенка, завернутого в яркое одеяло из шерсти альпаки. Женщина о чем-то умоляла на местном языке кечуа.

Милостиво улыбнувшись и кивнув в ответ, человек положил мешочек на нижнюю ступеньку, потянулся к шее и достал из-под одежды серебряное нагрудное распятие. Оно четко выделялось на фоне черного одеяния. Мужчина поднял руку над головой ребенка, быстро благословил его, поцеловал в лобик и, забрав мешочек, по деревенской улице продолжил путь к церкви, держа курс на шпиль.

Маленькая индианка крикнула вслед:

— Gracias! Спасибо, отец Отера!

* * *

В темноте разрушенного храма время тянулось бесконечно. Мэгги казалось, что прошло несколько дней, но, если верить ее часам, еще не кончилось утро. Студенты находились в плену меньше чем полдня.

Мэгги наблюдала за своими друзьями, стоя чуть поодаль от них, в главном коридоре, со скрещенными на груди руками. Сэм с винтовкой на плече остановился возле груды камней, прижав к губам рацию. С самого рассвета техасец периодически выходил на связь с Филиппом, пытаясь помочь аспиранту в оценке разрушений.

— Нет! — рявкнул Сэм в переговорное устройство. — Если ты попробуешь откопать старую шахту, то обрушишь все прямо на нас. — Наступило молчание, во время которого Сэм слушал ответ Филиппа. — Черт, да постой же! Я тут, внизу. И я вижу, что опорные стены лежат на завале из камней. Ты нас прикончишь. Найди, где эти мародеры рыли к раскопкам туннель. Так будет лучше всего.

Сэм покачал головой и пояснил Мэгги:

— Он там обделался со страху.

Мэгги ответила ему вымученной улыбкой.

Ральф и Норман жались к единственному источнику света — фонарику Денала. Ральф держал фонарь так, чтобы Сэм мог осмотреть разрушения и состояние крыши. После короткого сна Норман отснял несколько кадров и теперь стоял со свисающей с пояса камерой, готовясь представить миру впечатляющие доказательства своих приключений. Впрочем, судя по бледному лицу фотографа, Мэгги не сомневалась, что тот охотно отдаст свою Пулитцеровскую премию за возможность выбраться из передряги живым.