Проклятие рукописи - Сергей Пономаренко

На перроне метрополитена Даниил выбрал место, где меньше всего скопилось людей, ожидающих электричку. От нечего делать он рассматривал окружающих, пытаясь определить: кто, куда и зачем едет. Не важно было, верны его предположения или нет, так как это было для него развлечением, чтобы не так нудно тянулось время поездки. Обычно его внимание привлекали симпатичные молодые девушки. Завороженный их внешностью, он мысленно разыгрывал сцены знакомства и развития отношений. Иногда даже выходил вслед за понравившейся ему девушкой раньше или позже необходимой ему станции, но обычно его решимости хватало лишь на то, чтобы дойти до выхода из метро. Он не мог перебороть себя, подойти и запросто познакомиться, даже когда видел, что та, заметив его настойчивые взгляды, ждала этого. Ему мешало присутствие посторонних людей, словно им было дело до того, что он «клеил» незнакомую девчонку. Он безуспешно убеждал себя: в этом нет ничего постыдного, предосудительного, но никак не мог преодолеть этот свой «пунктик» А больше его пугало то, что понравившаяся девушка могла посмеяться над его нескладными попытками познакомиться и поставить отказом в неловкое положение.

В мыслях он был смел и находчив, но в жизни — робок и нерешителен. Возможно, объяснением этому было то, что он вырос в семье сельского священника и с детства готовился к духовной карьере, привыкнув к прилепившемуся в школе, а в дальнейшем и в институте, прозвищу «попович». Скорее всего, он выбрал бы путь своего отца и пределом его мечтаний стал бы небольшой приход с вновь отстроенной сельской церковью, если бы отец Пафнутий не скончался скоропостижно от рака желудка, когда Даниилу было четырнадцать лет. До этого они жили небогато, а после смерти отца его тридцатидвухлетней матери пришлось пойти на работу — продавцом в частный магазин, чтобы сводить концы с концами, содержа кроме него еще двоих детей.

Прибывший новый священник, отец Федор, был абсолютно не похож на своего предшественника — веселый, компанейский, знающий массу неприличных анекдотов, любитель охоты, веселых застолий, а особенно попариться в баньке с водочкой и женщинами, он сразу сблизился с сельской и районной «верхушкой»: администрацией, председателями преуспевающих товариществ и фермерами. Вскоре он обзавелся личным автомобилем «ланос» и активно продолжил строительство церкви, начатое отцом Пафнутием (церкви временно выделили одно из помещений клуба).

Церковь он удивительно быстро построил, а заодно поменял «ланос» на «мазду» и стал широко известен из-за нескольких скандальных историй с молоденькими прихожанками, среди которых были и замужние. Его попадья, Феодора, толстая, добрая и очень набожная женщина, только ниже опускала голову, слыша за спиной людские пересуды. Отголоски этих веселых историй докатились до столицы, но закончилось дело лишь тем, что отец Федор стал более осторожным в амурных делах, которые продолжали оставаться главной темой разговоров женской половины сельских жителей. Подрастающий Даниил внутренне негодовал, мечтая о времени, когда отца Федора призовут к ответу за недостойное поведение.

Но Даниила ожидал еще один удар: мать объявила, что выходит замуж за владельца магазина, где работала продавцом, и теперь они переедут в большой светлый дом, с горячей, холодной водой и нужником в доме, а не на улице. Пятидесятилетний вдовец Никодим Петрович, у которого единственный сын давно жил отдельно и далеко от него, встретил пасынков приветливо, не жалел для них ни денег, ни внимания, но Даниил продолжал считать, что мать своим поступком оскорбила память отца. Его младшие братья вскоре привыкли к более сытой и обеспеченной жизни и без тени смущения называли вдовца папой, приводя того этим в умиление.

Даниил, воспитанный на принципах добра, побеждающего через смирение и веру, имея в памяти пример достойного поведения отца, отправился в столицу, намереваясь поступить в духовную семинарию. Вот тогда его система жизненных ценностей и ориентиров стала рушиться. Он узнал, что в семинарию принимают с двадцати лет, а ему было лишь неполных восемнадцать. Он стал послушником в мужском монастыре, выполнял любую, даже самую грязную и тяжелую работу за ночлег и питание, но ощущал душевную неудовлетворенность от всего этого, как ни старался убедить себя в необходимости смиренно принимать Божий промысел.

Парад перед церквями шикарных дорогостоящих иномарок, на которых разъезжали служители Божьи, разговоры, которые вели между собой семинаристы и священнослужители, потрясли его. Даниил понял: отец Федор — это правило, а исключение — его отец. Перед ним открывалось два пути: продолжить дело своего отца, а значит, остаться на два года послушником при монастыре, поступить в семинарию, чтобы в итоге вести достойную, но нищенскую жизнь где-то в глубинке, или уподобиться отцу Федору и, несмотря на рясу, вкушать все радости жизни. Первый путь, еще недавно казавшийся единственно возможным, теперь, после столкновений с жизненными трудностями и знакомством с искушениями большого города, представлялся юноше крайне непривлекательным. Пойти по пути отца Федора значило отвергнуть то, чему учил отец, и предать его память. Ему вспомнились слова отчима, Никодима Петровича, не раз резко отзывавшегося о церковниках;

— Бизнес проник во все сферы жизни, не миновал он и Церкви. Люди предприимчивые, бизнесмены, вне зависимости, носят они мирское платье или рясу, находят себя в любой сфере деятельности, за которую берутся, и естественно хотят при этом жить достойно. Они торгуют духовным благополучием на небе, строя для себя материальное на земле.

Тогда Даниил принялся яростно защищать Церковь, приводя в пример праведную жизнь своего отца — бессребреника, полностью посвятившего себя духовному служению людям. Но Никодим Петрович не стал спорить, сказав, что с большим уважением относился к отцу Пафнутию, но и от своих слов не отказывается, лишь сожалеет, что таких достойных священников очень мало. И Даниил, пусть ему это было крайне неприятно, согласился со словами отчима и, решив повременить с семинарией, поступил в педагогический институт на исторический факультет.

Годы учебы и быт общежития поработали над его взглядами на жизнь, и он уже был не тем «поповичем» из сельской глубинки. Он был благодарен Никодиму Петровичу, исправно переводившему ему деньги и передававшему продукты, пока он учился, но после окончания вуза отказался от любой помощи. Никодим Петрович, весьма скептически относившийся к будущей профессии пасынка, предлагал ему вернуться в село и вместе с ним вести бизнес, сетуя на свой возраст и растущую конкуренцию, но Даниил решил идти своей дорогой. На самом деле он боялся вернуться в село, где память об отце будет ему больно ранить душу, ведь он не исполнил его волю, поменяв предначертанную духовную жизнь на мирскую. Иногда по утрам, только проснувшись, он вел сам с собой яростные споры, которые ничем не заканчивались, а лишь оставляли на душе тягостный осадок. Он продолжал по праздникам ходить в церковь, молиться, но постов уже не соблюдал и не исповедовался. Мысль о поступлении в семинарию его больше не посещала.

Даниил не был девственником — жизнь в общежитии этому не способствовала. Однажды, после чрезмерного употребления вина, он проснулся рядом с обнаженной девушкой, соседкой по этажу. События той ночи он помнил смутно и не испытывал никаких эмоций по этому поводу, ни положительных, ни отрицательных. В дальнейшем подобные случаи по тому же сценарию изредка происходили в его жизни. Утром он чувствовал себя неловко и, желая поскорее расстаться со случайными подругами, говорил что-то невразумительное, вел себя настолько нелепо, что у тех пропадало всякое желание продолжать отношения.