Найти то - не знаю что - Марина Серова

Остается Борис Алексеевич… Черт! Неужели он способен повторить свой… Я не знала, как назвать его поступок, потому что не понимала его цели. И пока не пойму ее, нельзя приступать к делу. А это-то и было самым трудным!

Кстати, как должен вести себя настоящий курьер, чтобы иметь максимум шансов успешно выполнить задание? С одной стороны, лучше всего не покидать своего купе, как это делает Санек, или покидать его в крайних случаях.

Но, с другой стороны, лучше не отличаться от других, ходить в ресторан, развлекаться, тем более что у тебя нет никаких оснований предполагать, что в вагоне находится секретный агент.

Чего же ему, в таком случае, следует опасаться? Положил себе документы на дно чемодана и ни о чем не беспокойся!

Правда, чемодан могут украсть, как сказал мне сегодня Анатолий. Именно этого Санек больше всего и боится… Но ведь можно спрятать документы туда, где их ни один вор искать не догадается…

Я еще не успела додумать эту мысль до конца, как у меня пот выступил на лбу. Как я раньше об этом не подумала? Я обыскивала все личные вещи пассажиров, но ни разу не заглянула ни в одно укромное место в купе, хотя наверняка сама поступила бы именно так. Но это же означало, что я впустую потратила четыре дня?! Нет, лучше даже не думать о такой возможности! Не начинать же все сначала? В конце концов, у меня уже не было на это времени!

Бывают такие дни, когда все, что ни делаешь, идет насмарку, и у меня появилось чувство, что сегодня именно такой день. Именно поэтому я ощущала себя совершенно бездарной, глупой, самонадеянной девочкой, которой по недоразумению поручили очень важное дело, а она подошла к нему предельно легкомысленно.

Но таких мыслей нельзя было допускать ни в коем случае. Иначе я рисковала совсем расклеиться и попыталась разогнать их, проделав несколько дыхательных упражнений, которые всегда помогали мне прийти в норму. Если бы еще в поезде был душ! Но душа в поезде не было, поэтому я отправилась к проводнице за кофе.

* * *

После кофе я почувствовала себя не в пример лучше, поэтому решилась наконец вернуться к последним событиям сегодняшнего дня и без суеты и эмоций попытаться разобраться в своих отношениях с Борисом Алексеевичем.

И если еще десять минут назад я ненавидела его всей душой, то сейчас попыталась посмотреть на него с предельной объективностью, доступной мне на этот час.

Что он собой представляет и чего, собственно, добивается?

По сведениям из списка Грома, мне было известно, что представитель крупной фирмы, название которой мне ни о чем не говорило, едет во Владивосток по служебным делам и использует время в дороге для того, чтобы отдохнуть и расслабиться. Но это судя по его собственным словам. Как дело обстояло на самом деле, я, разумеется, не знала.

Он совершил несколько странных поступков, ключа к которым у меня не было, и скорее всего именно поэтому они и производили впечатление странных.

Если ты не знаешь истинных намерений человека, то любой его поступок может показаться тебе странным. Если взрослый дяденька ловит на поляне бабочек, то скорее всего его примут за сумасшедшего, если не будут знать, что он крупнейший энтомолог мира и его коллекция бабочек оценивается в сотни тысяч долларов. И то, что он — энтомолог, и является в данном случае ключом ко всей ситуации.

Для того чтобы хоть немного прояснить этот вопрос, я решила сформулировать четко и ясно, что же именно в нем мне кажется странным.

Прежде всего это странные взаимоотношения со мной. Они были нелогичны. По нечетным дням он был со мною очень мил, по четным — доставлял одни неприятности. По нечетным дням его совершенно не волновали мои «связи», по четным он не подпускал ко мне никого. Хотя… стоп!

Неожиданно мне стала совершенно понятна одна очень простая закономерность: он выходил из себя только в том случае, когда рядом со мной видел кого-то из четвертого купе, будь то Санек или Толян.

От этого открытия у меня на душе полегчало.

Действительно, он никак не реагировал на всех остальных мужчин и женщин, и только эти двое внушали ему сильную антипатию! С чем это было связано?

Я вспомнила, как он назвал их в первый день: «шнурки» и «шушера». И то и другое слово трудно было отнести к комплиментам. Откуда такая неприязнь именно к этим двум мужчинам? Не так уж сильно — во всяком случае, внешне — они отличались от остальных.

Что это было? Интуиция или точное знание? Если второе, то, значит, он точно знал, что общение с этими людьми не готовит мне ничего хорошего.

И если допустить ненадолго, что он по-прежнему относился ко мне с симпатией (а именно в этом контексте прозвучало слово «шушера»), то, значит, он действительно и в первый день, и сегодня пытался уберечь меня от какой-то неприятности.

Но что ему известно об этих людях или, может быть, об одном из них?

У меня перед глазами возникла картинка, как он стоял на перроне Челябинского вокзала, в то время как Санек с Толяном ходили за пивом. Теперь я была почти уверена в том, что он не случайно оказался в самом темном и незаметном месте перрона.

От кого он там прятался? Во всяком случае, не от меня и не от проводницы. Кроме Санька с Толяном, в тот вечер никто не выходил из вагона. Вывод напрашивался сам собой: он прятался от Санька с Толяном! Вернее, наблюдал за ними, не желая, чтобы они догадывались об этом.

А какой интерес может быть у представителя крупной фирмы к мелким предпринимателям? Я не очень сильна в коммерции и, может быть, поэтому не могла найти ответа на этот вопрос.

— А что я сама делала в тот вечер на перроне? — рассмеялась я. — Я ведь сама занималась тем же самым: то есть следила за всеми этими мужчинами.

Похоже, мы с Борисом Алексеевичем были коллегами! Но почему мне об этом ничего не сказал Гром? Или сам знал не больше моего, или… Неужели он подстраховался и послал вместе со мной еще одного секретного агента? Значит, он не доверяет мне или считает, что я не в состоянии справиться с таким заданием?

Улыбка исчезла с моего лица. Могло ли это быть на самом деле? Гром никого не посвящает в тонкости той или иной операции, это мне было прекрасно известно. И у него всегда есть запасной вариант, но на таком маленьком пространстве мы непременно стали бы мешать друг другу и тем самым осложнили бы друг другу жизнь! Что и происходит сейчас, если моя версия справедлива. Нет. Вряд ли. Может быть, курьера уже ждет целая команда агентов во Владивостоке, но в вагоне я одна выполняю задание Грома.

Но, может быть, Борис Алексеевич штатный сотрудник ФСБ или украинского КГБ, или как там он у них называется теперь?

А вот это уже больше походило на правду. С официальными структурами наш отдел почти не сотрудничал. Мы чаще всего выполняли задания, которые им оказывались не по зубам. Поэтому, мягко говоря, нас недолюбливали.

Это еще больше осложнило бы мне жизнь, поскольку я не имею права раскрывать свой истинный статус даже сотрудникам ФСБ. Если бы это произошло, я в тот же день перестала бы быть секретным агентом.