День джихада - Александр Щелоков

Она повернулась и, мягко покачивая широкими бедрами, ушла. Гордая и красивая. С ровной спиной и высоко поднятой головой.

Салах проводил ее взглядом и не заметил, как к нему неслышно приблизился мальчик лет двенадцати. Он тронул тонкими пальцами рукав.

— Дядя Салах, с вами желает поговорить дядя Дага.

Салах встрепенулся. В юные годы с Дагой Берсаевым они были большими приятелями. Потеряли друг друга из виду только после того, как Салах поступил в военное училище. Конечно, известия о земляках доходили до Салаха. Он знал, что Дага окончил юридический факультет, стал прокурором в одном из районов Чечни, но встречаться им не приходилось.

Салах не сразу узнал старого товарища. Круглое лицо Даги обрамляла рыжая борода. Он был в подогнанном по фигуре камуфлированном армейском обмундировании. На широком ремне — кожаная кобура фирмы «Бианчи», дорогая и элегантная. Из нее торчала рукоятка «вальтера ППК-38». С оружием как-то не вязались четки, которые Дага, не переставая, перебирал длинными пальцами. Он выглядел сурово и воинственно.

Они обнялись.

Салах стиснул приятеля в объятиях порывисто, энергично.

Дага обнял Салаха протокольно: мягко коснулся его спины руками и тут же отпрянул. Но сказал приветливо:

— Здравствуй, брат. Рад тебя видеть. — И показал на мягкую банкетку у столика: — Прошу, садись.

Салах сел, глядя на Дагу и пытаясь вспомнить, что осталось в нем от того сорвиголовы, которого он знал много лет назад.

— Ты был дома? — Голос Даги звучал спокойно, умиротворяюще. Слова он произносил странно — почти нараспев, будто молитву. — Очень сожалею, Салах. Твоя мама всегда была для меня как родная.

Салах молча склонил голову, принимая соболезнование.

— Что собираешься делать? — продолжил Дага.

— Пока не знаю… Меня уволили из армии…

Дага помрачнел.

— Я знаю это, и меня удивляет твое спокойствие. Мы здесь все считаем, что тебя не просто уволили. Они взяли от тебя все, что им было нужно, и выкинули, как использованный презерватив.

Последняя фраза прозвучала хлестко, словно пощечина. Нацеленная в лицо, она попала в сердце. Хотелось вскочить, вмазать обидчику, но ноги не слушались, а рука не поднималась.

Разве Дага не прав? Да, его сравнение грубо, грязно, но кто сказал, что оно не точно?

Можно говорить деликатно: «Уволили по сокращению штатов». Можно говорить… Все можно, черт возьми! Но от этого правда не станет менее оскорбительней слов, ее обозначивших.

— Да, ты прав, Дага, — смиряя гордыню, согласился Салах, — употребили и вышвырнули…

Дага вежливо склонил голову.

— Хорошо, друг, что ты это понимаешь. Умение видеть и признавать правду — очень важное качество. Мы тебе поможем. Я надеюсь, ты все еще настоящий чеченец?

— Что значит «настоящий»?

— Хватит у тебя мужества вступить в ряды воинов Аллаха и продолжить борьбу в наших рядах?

— Ты говоришь как мулла.

— Почему — «как»? Я и есть мулла.

Салах оторопел.

— Разве я обманывал тебя? — тихо спросил Дага.

— Но ты… прокурор!… — воскликнул Салах.

Дага жестом остановил его.

— Перед Аллахом все мы равны — и прокуроры, и преступники…

— Хорошо, тогда о другом. Я не боюсь войны. Я уже воевал. Но ты, скажи мне, Дага, ты уверен в победе?

— Почему нет? Нас поддерживает рука Аллаха. Очень сильная рука…

— И в какой роли ты меня здесь представляешь?

— Знаю, ты можешь обидеться, но должность командира пока не получишь. Будешь… как это лучше сказать? Стажером, да?

— А кто же станет моим командиром? — Салаху показалось, что старый друг попросту разыгрывает его — профессионала, десантника, спецназовца… подполковника, в конце концов, черт побери!

— Казбек Цокаев.

— Кто он? Военный? — продолжал жестко настаивать Салах.

— Сейчас каждый чеченец — военный.

— Я не это имел в виду!

— Казбек в прошлом водитель. Но у него уже большой опыт боев. И он сменил на командном посту Рахмана, твоего двоюродного брата.

— Но он же не военный, так?

— Да, Казбек не военный. Тут возразить не могу. Однако он проверен в деле. И тебе придется ему подчиняться.

— Он не знает тактики. — Салах старался все же сдерживаться. Ему казалось, что, когда речь идет об опасном и крайне рискованном деле в первую очередь должен торжествовать здравый смысл. И его прямо-таки бесило упрямство Даги, который не желал вдуматься в его слова.

— Не надо, Салах. Может показаться, что тебя мучает зависть. Это плохо. И еще мой совет. Ты дважды повышал голос. Я говорил тихо. От крика правды в словах не прибавляется.

— Но твое решение неразумно. А у меня достаточный военный опыт. Ты думаешь, я не разберусь, что у вас к чему?

— Разберешься. Я очень на это надеюсь. Очень. Ты и нужен нам как командир… Но пойми, от тебя не требуют, чтобы ты в один день стал правоверным. Для таких, как ты, Салах, в Коране есть сура «Покаяние». Ты пока вдумайся, перевари то, что нам завещано пророком. Потому что сейчас ты безбожник в душе. Твое обрезание — не показатель веры, а телесный знак. Но ты пришел к нам. И мы заключаем союз, о котором сказано в Книге. Слушай:

«А если кто-нибудь из безбожников просит у тебя убежище, то приюти его, пока он не услышит слова Аллаха. Других же неверных избивайте, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте. Если они обратились в веру и выполнили молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах — прощающий, милосердный».

Подумай над этим. А теперь я приглашаю тебя пообедать.

Они вышли из домика на свежий воздух. Под кронами буков гулял полный свежести и летних запахов ветерок. На ровной площадке, метрах в двадцати от домика, на земле был разостлан ковер.

— Там и пообедаем, ты не против?…

В Жана-аул Салах вернулся в сумерках.

Дом Деши стоял неподалеку от ямы — бывшего семейного гнезда Мадуевых. Салах миновал завалы щебня и кирпича, подошел к полуразрушенному соседнему дому и постучал.

— Кто? — спросил из-за женский голос, хотя в зоне войны подобные вопросы глупы и неуместны. И тот, кого называют «бандитом», и те, кто здесь «охраняют конституционный порядок», могут, не отвечая, просто полоснуть свинцом из автомата по любопытной двери и поставить на том точку.

Щелкнула железная щеколда. Салах толкнул дверь и вошел в помещение.