Две недели до любви - Холли Шиндлер

Не надо было вообще сюда ехать, пытаюсь я себя уговорить. Но я был слишком расстроен, слишком смущен затянувшимся молчанием в машине, чтобы думать о чем-либо еще. О чем-либо, кроме Челси.

– А я вот да! Нашла! – торжествующе выкрикивает она и спешит дальше, вперед, к бело-розоватому цветку.

Но он исчезает, и Челси вслед за ним. Жар летнего утра сменяется безжалостным холодом. Июнь уступает место самому началу марта, и север Миннесоты все еще пытается вырваться из цепких ледяных лап зимы. Я опускаю взгляд и вижу, что вместо камеры держу в руках серебристую крышку термоса. Папа льет в нее черный кофе. А я не стою в ущелье, а смотрю на него сверху, держась за руль своего грузовика. Мы едем по шоссе. От снега весь мир стал белым-белым; дыхание вырывается у меня изо рта облачками пара. Руки надежно спрятаны в рукава парки, лоб чешется от шерстяной вязаной шапки. Сквозь лобовое стекло я вижу, как медленно поднимается солнце, возвещая приближение еще одного дня без ответов на мои вопросы.

– На самом деле тебе нужно поспать, – говорит мне папа. – Ну, по крайней мере, попробовать.

Он говорит громко, пытаясь перекричать радио. Мерзкое радио.

– …продолжаются поиски Розалин Джонсон, – объявляет диджей. – В последний раз девочку видели на турнире по хоккею, который проходил на озере поблизости от…

– Я знал, я сразу понял, – говорю я. – Она не пришла, и я сразу понял, что что-то случилось. Но я продолжал играть? – Я крепче хватаюсь за руль.

– Это не твоя вина, Клинт, – настаивает папа (он повторяет это все восемь часов, что мы едем). – Если бы ты немного отдохнул…

– Ага, конечно. Отдохнул. Мы даже не знаем, где она. Мы не знаем, что с ней. А что-то явно случилось. И в этом есть чья-то вина. Я не буду останавливаться, чтобы тупо спать.

Я жму на тормоз и съезжаю с дороги. Перевожу коробку передач в нейтральное положение.

– Так почему ты тогда остановился?

Но я думаю, что папа, еще не договорив, уже знает ответ.

Впереди по заснеженным ветвям мечутся красные и синие огни. Дорогу перегородили полицейские машины. Внезапно я понимаю, что вышел из грузовика и бегу туда.

– Клинт! – зовет папа.

Но я уже скольжу вниз по склону, и ботинки мои проваливаются в снег на добрые десятки сантиметров. Снег хрустит под папиными ногами за моей спиной; он пытается догнать меня. Легкие горят от холода.

Впереди маячат черные униформы. Кто-то из них замечает меня и поднимает вверх руку:

– Сынок! Тебе не следует здесь быть.

– Рози? – хриплю я. – Рози?

Папа ловит меня за капюшон парки, но я вырываюсь. Я бегу вперед, проваливаясь глубже. Все кричат, и я теперь вижу – ясно вижу – разбитое лобовое стекло и эту чертову белую крышу, которую занесло снегом. «Мазда-Миата» с проломанной крышей. Она скатилась вниз, думаю я, и мои глаза перебегают от машины обратно на шоссе. Я проезжал мимо этого места сотню раз за последние пару дней. И я просто ее не заметил. Она всегда ездила так быстро, настоящая маньячка. Даже в плохую погоду. Сколько раз я предупреждал!

Полицейские собираются вокруг меня, поднимают руки вверх и зовут: «Сынок, сынок…» Я медленно начинаю понимать, что крик, от которого у меня вибрирует череп, – мой собственный. Рози!

– Смотри, вот тут! – От голоса Челси пейзаж вновь зеленеет. Полиция исчезает, появляются почва и растения. Машины проносятся по шоссе над моей головой; им невдомек, что случилось два года назад в этом самом ущелье. Но я трясусь с ног до головы.

Рози больше нет.

Я иду навстречу Челси. Она опустилась на колени рядом с нежным, свежим цветком. Вспышка камеры. Челси протягивает руку к орхидее – наверное, собиралась сорвать, – но я хватаю ее за запястье.

– Пошли, – рявкаю я. – Мы уходим.

– Но я…

– Не спорь!

Я срываюсь на крик, потому что, вернувшись сюда, я заново переживаю ту аварию. Она больше не воспоминание, а реальность, которая происходит сейчас. Поверить не могу, что расслабился настолько, что вообще пришел сюда.

Говорят, разлука усиливает любовь, пишет Гейб. Но дело не только в этом. От разлуки сердце готово разбиться на осколки. Это так больно. Подобно компасу, сердце направляет меня прямо к тебе. Если бы не эта дурацкая работа, я бы уже был на пути в Миннесоту…

Я со вздохом опускаю нетбук на колени. Я болтаю ногами, сидя на ступеньках коттеджа. Мобильная связь тут хуже некуда, но маме пришла в голову гениальная идея привезти с собой нетбук, чтобы проверять почту и следить за заказами для «Белого сахара». Она с ума сходит вдали от работы… Поэтому вдобавок к редактированию ежегодного сборника рецептов она уже придумывает, как украсить свадебный торт в августе. Заказ на него поступил только вчера. Оказалось, что вай-фай в нашем коттедже работает на удивление хорошо, поэтому передышки от Гейба я не дождусь.

Хотя мне и не нужна передышка, напоминаю я себе. Я люблю его так же сильно, как он любит меня.

Вот именно.

Я тоже скучаю, отвечаю я. Мы обмениваемся письмами каждый день, и Гейб, согласно последнему сообщению, пишет мне в час ночи, когда не может заснуть, думая обо мне. Жаль, что мне не приходит в голову никаких красивых фраз, чтобы ответить ему. Что-нибудь такое, от чего сердце его превратится в липкий леденец.

Мысли у меня растекаются бурным, как горная река, потоком. Я представляю, каково это будет – почувствовать не только руки или губы Гейба, но и все его обнаженное тело на своем. Я представляю, как лунный свет будет сочиться сквозь окно в номер отеля, бросая золотые блики на завитки на его груди. Как я обовьюсь вокруг него…

Но не могу же я этого написать, у меня пальцы не поднимаются печатать такие вещи. Поэтому я выдавливаю из себя лишь «Обратный отсчет: пятнадцать дней до отеля „Карлайл"…»

Я нажимаю «отправить», рассеянно поднимаю бинокль, забытый папой на крыльце, и подношу его к глазам.

Весь горизонт заполняется копной черных волос: из главного здания выходит Клинт. Я чувствую, как воздух застревает у меня в горле, и в очередной раз думаю против своей воли, что не хотела бы провести и дня на каникулах без Клинта. Сегодня он отвозит группу туристов сплавляться на байдарках, а я, как последняя тупица, просто обязана была сказать ему, что байдарки – это тупость вроде видеомагнитофонов. Последние пару дней общение вообще не ладится. С того странного похода, когда он чуть не силой оторвал меня от орхидеи, запихнул в грузовик, и с тех пор… м-да уж. Мы общаемся только по делу.

И очень отстраненно. Он ведет себя, как кассир фаст-фуда, которому наплевать, наберу я лишние килограммы или нет. Поэтому, когда я говорю, что никакого гольфа и водных лыж (нет, ну серьезно, какие водные лыжи?!), он просто вздыхает и пожимает плечами. Не спорит. Не пытается убедить меня, что я способна на большее – как тогда, у ресторана. Мы просто пошли на очередную прогулку. На сей раз наблюдать за птицами.