Дефект плацебо - МК. Милтон

Перехватываю из ее рук сумку, и наши пальцы соприкасаются. Она тут же одергивает руку, но сумку отдает.

Я немного расслабляюсь и даже пропускаю ее вперед.

— Иди прямо к машине, — даю наставление.

Молча кивает.

— Я привезу тебя в одну квартиру... Там ты сможешь принять душ и отдохнуть.

Отвлекаюсь, когда мы выходим на улицу. Во дворе подозрительно темно. Я точно помню, что когда мы приехали, фонари горели.

— Стой, — резко хватаю ее за руку, когда слышу шорох.

Глаза быстро привыкают к темноте, но и этого времени достаточно, чтобы тот кто нас подстерегал спустил курок.

Закрываю девчонку, швыряю сумку и хватаюсь за пистолет.

В воздухе одновременно гремят два выстрела.

Уши закладывает, но ненадолго.

Когда прихожу в себя, понимаю, что сижу на земле. Глаза не могут сфокусироваться, стук сердца заполняет барабанные перепонки.

Где девчонка?! Но вопрос быстро отпадает, когда чувствую на своем лице теплые ладони.

— Ты в порядке? Не ранена? — грубо хватаю ее за шею и прижимаю к себе.

Развели как лоха. Вот так тупо мог сдохнуть. Сколько раз я сам лично, своими руками лишал людей жизни, и никогда не думал, что кто-то сможет так же навести на меня прицел.

Оружие — моя стихия. Я не мог сдохнуть от этого.

— Ты ранен, — всхлипывает и перемещает руки на мои плечи.

Футболка окрасилась в красный, это видно даже в темноте.

— Ерунда. Я сейчас поднимусь, а ты не отходи от меня ни на шаг. Хорошо?

Судорожно кивает. Помогает мне встать, типа я инвалид какой-то.

— В машину быстро, — командую.

Она послушно скрывается в салоне.

Сажусь рядом, и наконец начинаю ощущать боль.

— Моя сумка! — вспоминает и рвется открыть дверь, но я грубо пресекаю ее порыв.

— Забудь. Купим новые шмотки.

— Но...

— Послушай. Тебя только что хотели убить. И я не знаю, попал ли я, потому что не целился. Вслепую невозможно предугадать куда улетела пуля. Я ориентировался только на внутреннее чутье. Но рисковать ради тряпок мы не будем. Это ясно?

Завожу мотор в подтверждение словам. Она молчит. Значит удалось убедить.

— Спасибо, — шепчет.

А мне прямо хочется прибить ее. Злость распирает. Я впервые потерял бдительность, подставил себя, получил ранение, с которым еще предстоит разобраться.

И больше всего меня злит то, что я понимаю: это только начало.

Машина едет быстро, наверняка нарушает все правила, а я даже не пристегнута. Эта мысль вылетает из головы так же быстро, как там и оказывается. Не чувствую переживаний или страха. Вообще ничего не чувствую. В ушах белый шум, перед глазами мутная пелена.

Вижу себя, совсем крошечную. Наверное мне лет пять. Мы гуляем с мамой в парке, она подарила мне велосипед и я пытаюсь научиться на нем ездить. Он большой и всего лишь на двух колесах. Падаю, сбиваю коленки. Мама дует на ранки и достает из сумочки пузырек с каким-то лекарством. Я не боюсь лекарств, никогда не боялась. Они пахнут как мама, а мама не может сделать плохо. Терплю лёгкую боль и снова упорно стискиваю руль, отталкиваюсь ногой от асфальта, пытаюсь удержать равновесие. Удается проехать несколько метров и я по-настоящему ликую. А дальше школа. Призовые места в олимпиадах, красный диплом. Медицинский университет, одобрение педагогов. Полгода заграницей, благодаря программе обмена студентами. Восторг от присутствия на удачно завершенной операции, шок от присутствия на вскрытии. Столько сил и упорства. Столько времени и стараний на пути к единственной цели. И ради чего?

Дрожь зарождается где-то глубоко. Намного глубже, чем может вместить в себя телесная оболочка. Постепенно набирает амплитуду, как чёртово землетрясение не оставляет ничего на своем пути.

Меня хотят убить. Меня. Не какого-то человека из криминальной хроники, не какого-то далёкого для меня человека из другой вселенной. Меня. Вот так просто. Только что.

Подношу ладони к лицу, рыдания вырываются из моей груди. Перестаю себя контролировать, в истерике больше не даю отчёт происходящему. Паника застилает все багровой пеленой, окропляет все мои воспоминания алой кровью. Моей или чужой. Не знаю. Тело начинает трясти ещё сильнее. Машина все ещё едет, или уже стоит? Или это я окончательно съезжаю с иллюзий, которыми все это время питалась? Кричу. Надрывно. Вымещаю с криком всю свою агонию до тех пор, пока мой рот не затыкают рукой. Грубо. Безжалостно. Где эта черта? Где грань, которую я переступила? Почему из абсолютно обычного человека, превратилась в пушечное мясо?

Вижу перед собой горящий взгляд. Темные глаза в кромешной тьме, но их яркий огонь горячее адского пламени. Я знаю что это моя погибель, но другого источника света больше нет. Все остальное бездна. Чёрное болото. Крутой обрыв.

— Удушу, если не заткнешься.

Усиливает нажим. Демонстрирует, что шутить не намерен.

Цепляюсь ногтями за его руку, тянусь дальше, не могу бороться с желанием спрятаться от ожившего кошмара. Все равно где, как, с кем. Только бы не утопать в одиночку в этом мире, который внезапно стал жестоким.

Вначале носом утыкаюсь в плечо. После обхватываю руками мощную шею. Ледяные пальцы вбирают тепло, дрожь поглощает крупное тело. Ровный стук его сердца порабощает, подчиняет. Работает как маятник. Льну сильнее и крепче, ещё не понимаю как сильно буду себя за это ненавидеть.

Чувствую макушкой, как напрягается его челюсть. Он не обнимает меня в ответ, не спешит утешить. Сидит смирно, как солдат. Терпит. Позволяет вольности, но не скрывает раздражения. Действует как нашатырный спирт. Резко приводит в чувства и заставляет отпрянуть. Снова заводит машину и продолжает путь. Молча. Я тоже замолкаю. Больше не кричу и не плачу. Принимаю правила игры, в которую никогда не выиграю.

— Приехали, — его голос выводит меня из транса, в котором прибываю всю дорогу.

Я не сильна в психологии, но отдаленно вспоминаю лекции и термины, которые мы проходили вскользь. Стресс имеет три стадии: тревога, сопротивление, истощение. И кажется, я достигла финала.

Выхожу из машины, и тупо стою. Жду когда он заблокирует двери и скажет что делать дальше. Принимаю тот факт, что больше от меня ничего не зависит. Даже бежать смысла не вижу. Куда и от кого?

— Что застыла? — недовольно спрашивает.

Наверное, я действительно отравляю ему жизнь. Видимо, я действительно плохой человек. От хороших не хотят избавиться повсеместно.

— Алина.

Вздрагиваю, когда слышу свое имя. Не могу припомнить, чтобы он до этого произносил его вслух. Видать тоже находится в смятении. Понятия не имеет как вести себя с истеричной дурой.