Смерть и прочие хэппи-энды - Мелани Кантор

– О Боже, Гарри, – это все, что я могу выдавить. Я уже размякла. Вот что он со мной делает. Просто проникает в душу, и мне хочется заплакать от благодарности лишь за то, что он назвал меня Салли… Я сажусь прямее и беру себя в руки. Я не должна позволять себе никаких ожиданий. Может, Гарри просто привык называть меня Салли? Хотя вполне мог бы обратиться в своем обычном стиле: «дорогая», «милая» или «золотце». Как однажды сам признался, он использовал эти варианты, потому что знал так много женщин, что не мог запомнить всех имен. Мне приятно, что он помнит Салли. Словно это был искренний знак привязанности.

– Я бы позвонил раньше, но меня не было дома. Я только что получил твое письмо. Черт, милая! Я этого не ожидал.

– Да. Мне жаль, что я тебя расстроила.

– Это мне очень жаль. Три месяца! Это ужасно.

– Ну, теперь меньше.

– Как ты, если это не слишком глупый вопрос?

– Более-менее. Сегодня более.

– Рад слышать. Не уверен, что это утешит, но когда у моей тети была какая-то форма рака, не могу вспомнить какая… она угасала, но держалась великолепно… буквально до последнего момента. Если бы не знать, по ней было не видно. Она мирно умерла на руках у мужа.

– Спасибо, – говорю я. – Странным образом, но это обнадеживает. В любом случае давай сменим тему. Расскажи мне о себе. Ты в порядке?

– Да, хорошо. Все то же самое. Ну, ты знаешь. Работа-работа-работа.

Я думаю: «Расскажи о Мелиссе», но он говорит другое:

– Слушай, давай перейдем к делу. Прости, что я причинил тебе боль, и, если быть до конца откровенным, я тоже сожалею о нашем разрыве.

– Правда?

– Конечно.

На секунду повисает тишина, и я пугаюсь, что он сказал то, что хотел сказать, и на этом всё. «Скажи это! Скажи, – приказываю я себе мысленно, – пока не струсила окончательно».

– Может, тогда встретимся? – выдавливаю я из себя. – Знаешь, просто поговорить. Избавиться от сожалений. Лично я думаю, это было бы полезно.

Я сделала это. Я сделала это!

– Я бы с удовольствием, – отвечает он.

– Да? Спасибо, Гарри. Это так много значит.

– Только через пару дней я снова уезжаю, и у меня куча дел.

Мое сердце замирает. Он струсил.

– Может, это звучит так, будто я тебя отталкиваю, но это не так. Просто… есть ли шанс встретиться завтра? Или это слишком скоро?

– Теперь у меня свободный график, – отзываюсь я.

– Значит, договорились?

И тут я вдруг вспоминаю. Как такое могло случиться? Я имею в виду, почему? Завтра я должна быть у Изабель. Черт! Люди похожи на автобусы. Сначала нет ни одного, а потом они внезапно появляются все одновременно. Как же мне быть? Я быстро шевелю мозгами. Изабель наверняка поймет. Хотя нет, на самом деле нет, но знаете что? Я возьму этот удар на себя. Это очень важно для меня, и можете быть уверены: если бы у Изабель возникли другие планы, она бы меня немедленно отшила.

– Завтра будет идеально.

– Хорошо, – произносит Гарри. – Это хорошая новость. Ты можешь выходить?

– Мне нужно. Меня тошнит от этих четырех стен.

– Тогда ладно. Давай освободим тебя от этих четырех стен. Встретимся в «Осколке»[22], как в старые добрые времена? В семь тридцать?

– Звучит прекрасно. «Осколок». Как в старые добрые времена.

Я кладу телефон и практически танцую по комнате. Благодаря Гарри я почувствовала себя потрясающе! Если бы не было столь важно чувствовать себя потрясающе (по возможности), я бы почти возненавидела себя за то, что так поддаюсь его влиянию.

Но это еще не все. Я должна позвонить сестре.

С каждым лучом надежды неизменно возникает дурацкое облако. Я танцую еще немного. Пока еще могу…

Похоже, Изабель разозлилась:

– Но я уже сделала заказ! На Хай-стрит есть отличный новый гастроном, где готовят потрясающие блюда. Я знаю, это звучит нелепо. Ведь у меня миллион кулинарных книг. Но это как местный Оттоленги[23]. Зачем готовить? Честно говоря, Джен, эта сфера сильно изменилась. Ты можешь поверить, что наш дом вырос в цене втрое? Даже в условиях Брекзита. С ума сойти, да? В общем, этот гастроном открылся три месяца назад. Хозяин – некий Берт. Супермодное место и необычайно популярное, но нужно заказывать заранее. Хорошо бы у них была доставка, но ее нет. Слишком шикарная еда, чтобы развозить ее на велосипеде, как мы говорим[24]. – Она смеется. – И ты должна понравиться Берту. Он всегда настаивает, чтобы заказ забирала я, а не Мартин.

– Он, наверное, заигрывает с тобой.

В разговоре с Изабель вы сами не замечаете, как начинаете льстить.

– Не глупи, – хихикает она. – Он гей!

Однако наверняка она рада, что я это сказала.

Потом ее хихиканье переходит в раздраженный стон:

– Черт! Берт совсем не обрадуется, если я откажусь.

– Прости, Изабель, но я не очень хорошо себя чувствую. – Я скрещиваю пальцы за спиной. Знаю, знаю – это не слишком похвально, однако Изабель не понравится правда. Она не привыкла к тому, что выбирают не ее.

– Мне очень жаль это слышать… Я веду себя как эгоистка, знаю. Все время забываю, что с тобой происходит. Просто не хочу помнить.

– Не переживай, я тоже предпочитаю забывать. И я только откладываю, не отменяю. Ты понимаешь это, не так ли?

– О, я понимаю, – заверяет Изабель. – Я просто надеюсь, что Берт тоже поймет.

Я смеюсь, потом смеется и она. Хорошо, что она может признать абсурдность некоторых слов и ситуаций.

Мы переносим встречу на следующую среду, но отныне с оговоркой, что мне ее, возможно, придется отменить. Эту оговорку я должна теперь добавлять ко всем своим договоренностям. Мы прощаемся, однако Изабель почти сразу же перезванивает с сообщением о том, что Берт согласился отменить заказ. Ее голос звучит теперь совсем по-другому – она кажется счастливой оттого, что ее не занесут в черный список.

– Мы закажем в среду цыпленка с сумахом и кокосовым кускусом, – мурлычет она.