Позже - Стивен Кинг

Лиз чертыхнулась.

– Ну, ладно. Есть еще два варианта. По крайней мере, из тех, что приходят мне в голову. Он работал санитаром в больнице «Город ангелов» на Семидесятой улице. Не лучшее место по сравнению с его строительным прошлым, но ему было уже за семьдесят… Можно съездить туда. Или сначала в Куинс, где он снимал квартиру? Как по-твоему, Чемпион?

– По-моему, мне лучше вернуться домой. Он может быть где угодно.

– Правда? А ты вроде бы говорил, что они остаются поблизости от тех мест, где обычно бывали при жизни. До тех пор, пока… как бы лучше сказать… не помирают окончательно.

Я что-то не припоминал, чтобы говорил такое Лиз, но это соответствовало действительности. Однако я все больше ощущал себя Рамоной Шейнберг. Иными словами, похищенным ребенком.

– А зачем это надо? Он уже умер, его больше нет. Дело закрыто.

– Еще не закрыто. – Она наклонилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Тогда, в 2013 году, ей не пришлось наклоняться слишком уж низко, потому что я заметно подрос. Конечно, мне было еще далеко до теперешних шести футов[9], но я все-таки вырос на пару дюймов по сравнению с прошлым годом. – Перед тем как застрелиться, он приколол к пиджаку записку. Там было сказано: Будет еще один взрыв, и немалый. Хрен вам всем, и до встречи в аду. ПОДРЫВНИК.

Да, это вроде как меняло дело.

Сначала мы поехали в «Город ангелов», потому что туда было ближе. Никакого мужчины с дырой в голове перед входом не наблюдалось – только несколько самых обычных курильщиков, – и мы вошли внутрь через дверь отделения экстренной помощи. В приемной сидело довольно много народу, и среди них был мужчина с окровавленной головой. Рваная рана не походила на дырку от пули, и он сам был явно моложе Кеннета Террьо (Лиз говорила, что тому было уже за семьдесят), но я все равно спросил Лиз, видит она его или нет. Она сказала, что да.

Мы подошли к стойке регистратуры. Лиз предъявила свой жетон и представилась детективом Департамента полиции Нью-Йорка. Она спросила, есть ли в больнице отдельная комната, где санитары хранят свои личные вещи и переодеваются перед сменой и после. Женщина за стойкой сказала, что комната есть, но полицейские, приходившие раньше, уже забрали все вещи из шкафчика Террьо. Лиз спросила, ушли полицейские или нет, и дежурная сказала, что да, ушли, причем уже давно.

– Все равно хотелось бы взглянуть, – сказала Лиз. – Как туда пройти?

Дежурная объяснила, что надо спуститься в лифте на уровень В и повернуть направо. Потом она улыбнулась мне и спросила:

– Помогаете маме в расследовании, молодой человек?

Первое, что пришло мне на ум: Это не моя мама, но да, наверное, я ей помогаю, потому что она надеется, что если мистер Террьо еще здесь, я сумею его увидеть. Однако такого уж точно не следовало говорить, и потому я растерянно промолчал.

Зато Лиз не растерялась. Она объяснила, что школьная медсестра заподозрила у меня мононуклеоз, а раз уж Лиз все равно надо было проверить место работы Террьо, она взяла меня с собой, чтобы меня посмотрел врач. Как говорится, одним выстрелом сразу двух зайцев.

– Наверное, вам лучше обратиться к своему врачу, – сказала дежурная. – Сегодня тут полный дурдом. Вы просидите в очереди не один час.

– Да, наверное, так будет лучше, – согласилась с ней Лиз. Она врала легко и естественно, как дышала. Даже не знаю, пугало это меня или, наоборот, восхищало. Наверное, и то и другое сразу.

Дежурная наклонилась вперед. Я завороженно наблюдал, как ее невероятных размеров грудь сдвигает бумаги, лежавшие на столе. Мне сразу вспомнился ледокол, который я видел в кино. Она понизила голос:

– Я вам скажу, мы все в потрясении. Кен был самым старшим из санитаров и самым добрым. Трудолюбивым, всегда готовым помочь. Если его о чем-то просили, он никогда не отказывал в помощи. И всегда улыбался такой милой улыбкой. Подумать только, среди нас был убийца! И о чем это говорит? Вы знаете?

Лиз покачала головой. Ей явно не терпелось завершить разговор и заняться делом.

– Ни в чем нельзя быть уверенным, – выдала дежурная с таким видом, словно открыла великую истину. – Просто ни в чем!

– Да, он умело маскировался, – сказала Лиз, и я подумал: Рыбак рыбака видит издалека.

Уже в лифте я спросил:

– Если вы в опергруппе, то почему вы не с опергруппой?

– Глупый вопрос, Чемпион. По-твоему, мне надо было представить тебя опергруппе? И что бы я им сказала? Мне и так пришлось врать этой женщине в регистратуре. – Лифт остановился. – Если кто-нибудь спросит, что ты здесь делаешь… Помнишь свой предположительный диагноз?

– Мононуклеоз.

– Точно.

Но меня никто ни о чем не спросил. Собственно, спрашивать было некому. В комнате для санитаров не было ни души. Поперек двери была натянута желтая лента с надписью: «НЕ ВХОДИТЬ. ПОЛИЦИЯ ВЕДЕТ СЛЕДСТВИЕ». Лиз взяла меня за руку, и мы с ней поднырнули под ленту. В комнате стояли банкетки, несколько стульев и примерно две дюжины шкафчиков. А еще холодильник, микроволновка и электрический гриль-тостер. На столе рядом с тостером лежала открытая пачка «Поп-тартс», и я подумал, что не отказался бы от пары печений. Но Кеннета Террьо там не было.

К дверцам шкафчиков были приклеены полоски с именами, вытисненными на пластиковой ленте. Лиз открыла шкафчик Террьо, взявшись за ручку через носовой платок, потому что на ручке еще оставался порошок для снятия отпечатков пальцев. Лиз отворила дверцу медленно и осторожно, словно ждала, что Террьо прячется внутри, как чудовище в шкафу в детской спальне. В каком-то смысле он и был чудовищем, но в шкафу его не оказалось. Там вообще было пусто. Полиция выгребла все подчистую.

Лиз опять чертыхнулась. Я посмотрел время на телефоне. Было уже двадцать минут четвертого.

– Да, я знаю, – сказала она. Ее плечи поникли, она вся как-то сжалась, и хотя я жутко злился, что она умыкнула меня и заставила ехать с ней, мне все равно стало чуть-чуть ее жалко. Мне вспомнилось, что говорил мистер Томас о моей маме: что она постарела, – и теперь я подумал, что бывшая мамина подруга тоже постарела. И сильно похудела. И если по правде, отчасти я ею восхищался, потому что она пыталась спасти жизни, и это было хорошее дело. В моем понимании она была как те герои из полицейских боевиков, одинокие волки, которые самостоятельно расследуют сложные преступления. Может, ей было действительно не все равно, что при взрыве последней бомбы, заложенной Подрывником, могут погибнуть ни в чем не повинные люди. Да, может быть. Но теперь-то я знаю, что ей грозило увольнение и она пыталась сохранить работу. Мне не хочется думать, что это была основная причина, но в свете того, что случилось позже – об этом я еще расскажу, – скорее всего именно так и было.

– Ладно, у нас есть еще одна попытка. И перестань постоянно хвататься за телефон, Чемпион. Я знаю, сколько сейчас времени, и твои неприятности, если ты не вернешься домой раньше мамы, не идут ни в какое сравнение с теми, которые ждут меня.