Семейная тайна - Тери Дж. Браун

— Похоже, так оно и есть. Какое им дело? Ну, вашу тетю я могу понять. Эта всегда была королевой. Ты говоришь, что мать девочки умерла?

— Несколько лет назад. Пру осталась с нами. Отец ее очень любил. Мы все любили. А теперь ее заставляют носить форму и изображать из себя камеристку. Одному Богу известно, что с ней делают, когда нас нет поблизости. Вы могли знать маму Пру, — продолжила Виктория после некоторого раздумья. — В молодости она служила в поместье.

— О, в самом деле? — Няня Айрис поставила чашку. — Она местная? Как ее звали?

— Элис Тэйт.

Няня Айрис застыла; морщинистое лицо на миг исказилось от потрясения. Но это выражение сразу исчезло, будто ничего и не было.

— Что? Вы ее знали? — обомлела Виктория.

— Нет. Никогда о ней не слышала, — покачала головой пожилая женщина.

— Может, не лично, имя-то наверняка вам знакомо? — настаивала Виктория.

— В Саммерсете служило много людей, которых я и в глаза не видела, — отрезала няня Айрис. — Ничего удивительного в том, что я ее не знаю. Ну что, допила?

Виктория кивнула, и няня Айрис принялась убирать со стола. Девушка и без слов поняла, что разговор окончен. Она помогла с посудой и, на прощание обнявшись и пообещав в скором времени заглянуть снова, отправилась домой.

Под ногами хрустела замерзшая трава. Виктория плотнее закуталась в шарф и зашагала через поле к дороге на Саммерсет.

Почему няня Айрис так посмотрела? Солнце тонуло за холмами, и девушка ускорила шаг. Няня не могла не знать, кто была мать Пруденс. Ведь она покинула особняк сразу после трагической смерти маленькой Халпернии, тети Виктории. Девушка уловила, что няня не хотела говорить об этом. Но и отец помалкивал о своей младшей сестре. Молчали все.

Виктория размышляла о матери Пруденс. Даже Элейн явно узнала ее, увидев лицо на снимке. Зачем солгала няня Айрис, сказав, будто не была с ней знакома? Может, случился какой-то скандал? Виктория загорелась. Еще один секрет? В свою бытность гувернанткой мисс Тэйт запомнилась сердечностью и эрудицией, а к Ровене с Викторией относилась почти как родная мать. Но в отличие от сэра Филипа, который не делал различий между родными дочерями и Пруденс, мисс Тэйт всегда выказывала сдержанность в своих привязанностях.

Солнце спустилось ниже. Не мешало бы поторопиться, но Виктория боялась спровоцировать приступ. Когда же она запомнит, что надо повсюду носить с собой противный черный ящичек с ингалятором? Виктория выросла под опекой Ровены и Пруденс, которые тряслись над ней, словно наседки, и не давали делать то, делать се — достали. Если не выходить из дома, она рехнется, как героиня старого французского романа. Пруденс была занята поручениями миссис Харпер, а Ровена, как обычно, куксилась у себя в комнате. В последнее время сестра только и знала витать в облаках и кататься верхом.

Виктория читала, пока в глазах не начинало рябить, или болтала с Элейн о малознакомых людях. Мисс Фистер вернула деньги за остаток курса с извинениями. Она не могла научить секретарскому делу по переписке. Значит, и этого не осталось, хотя у Виктории зародилась идея, которая могла выгореть… а заодно стать забавным секретом.

Правда была в том, что Виктории недоставало отца. Ей не хватало прежней жизни. В Саммерсете никто ничего не делал. Дома Виктория помогала отцу по работе, выполняла задания с курсов или практиковалась в эскизах. Сестры ходили в театр, ужинали в ресторанах, а каждые понедельник и среду Виктория отправлялась в благотворительное заведение миссис Хамфри Уорд,[12]где помогала присматривать за малышами, пока их матери зарабатывали на хлеб.

Ровена и Пруденс тоже не сидели без дела. Пруденс писала, играла на фортепиано, помогала на добровольных началах в больнице, посещала музеи. Ровена ходила на собрания суфражисток, читала и подолгу гуляла или каталась верхом в Гайд-парке и Кенсингтонском саду или занималась очередным видом спорта.

Здесь же дни проходили в переодеваниях из утреннего платья в дневное, а после в вечернее. Для прогулки или выезда приходилось полностью сменить наряд, а остаток времени, как саркастически заметила Элейн, уходил на подбор следующей перемены.

Виктория перелезла через низкую каменную ограду и вышла на дорогу.

Можно было сократить путь и отправиться лесом, но няня Айрис взяла с нее слово, что она и близко не подойдет к роще ночью, а днем будет гулять в сопровождении друзей. Виктория решила, что это чересчур, но няня Айрис по-стариковски боялась призраков.

Позади сверкнули огни, запел автомобильный рожок. Она отскочила на обочину; машина проехала мимо, но тут же затормозила. Из машины доносились мужские голоса и смех. Виктория замерла, готовая бежать, если придется.

— Кузина Виктория! Что ты здесь делаешь одна-одинешенька? Маму хватит удар, если узнает.

Девушка всмотрелась в сгущающиеся сумерки:

— Колин? Это ты?

— Собственной персоной. Себастьян, подвинься, чурбан неотесанный. Вик, залезай в машину. Я тебя подвезу.

Высокий мужчина невозмутимо перебрался на заднее сиденье, где уже кто-то сидел. Виктория узнала в нем лорда Биллингсли. Второго пассажира она раньше не видела.

Девушка открыла дверь дорогого открытого автомобиля и села рядом с кузеном.

— Я даже не слышала о твоем приезде. Родители знают?

— Нет, я хочу сделать им сюрприз на выходные. Себастьян и Кит отправились за компанию. На самом деле я приехал ради Элейн.

— Элейн?

— Да. Бедная сестренка твердит, что ей ужасно скучно в глуши, вот я и стараюсь расшевелить ее, когда удается задвинуть учебу. А ты не заскучала?

Виктория замялась, не желая никого обидеть. Колин догадался о причине смущения и рассмеялся:

— О, можешь сказать как есть. Я знаю, каково здесь приходится.

— Честно говоря, у меня появилось небывалое количество свободного времени.

Колин запрокинул голову и покатился со смеху. Виктория всегда находила его симпатичным, но последний раз видела еще подростком. За два года он неожиданно возмужал. Как у Элейн, у него были каштановые волосы и голубые глаза, но краше прочего оказалась улыбка, смягчавшая волевой подбородок Бакстонов. Колин смахивал на сказочного героя — не того, что завоевывал принцессу, а на его верного друга, благодаря которому все и налаживалось.

— Весьма здраво сказано, кузина. Тебе же исполнилось восемнадцать? А почему ты не вышла в свет?

— Мы с Ровеной не хотели устраивать бал, а отец не настаивал, — пожала плечами Виктория.

— Молодец. Вся эта ерунда скоро кончится. — Колин бросил на нее быстрый взгляд и поджал губы. — Мне очень жаль твоего отца, Вик. Уникальный был человек.