Королева моего сердца - Оливия Гейтс

Не говоря ни слова, Леандро вдруг впился в ее губы страстным поцелуем, который длился до тех пор, пока в ее легких оставался воздух.

— Пожалуйста… — задыхаясь, попросила она.

— Нет, — тяжело дыша, сказал Леандро. — Я обещал, что не буду настаивать. Ты должна прийти ко мне сама.

Феба вздохнула.

Неужели у Леандро еще оставались хоть какие-то сомнения на этот счет?

— Почему ты никогда не рассказывал мне о своем доме? Это ведь настоящий рай на Земле!

В глазах у Фебы застыло искреннее восхищение, когда она повернулась к Леандро. Феба огляделась вокруг.

Дворец Леандро был возведен на холме и окружен парком, в котором росли апельсиновые деревья, мирт, вязы, цвели дикорастущие цветы и ухоженные розы. Днем в воздухе разливалась разноголосая птичья трель, а ночью здесь стояла тишина, нарушаемая плеском воды фонтанов.

Леандро стоял позади нее. Феба почувствовала его губы на своем виске, на шее, на груди.

— Если бы ты знала, то согласилась бы приехать сюда раньше?

Феба откинулась ему на грудь, наслаждаясь его лаской.

— Ты не хочешь показать мне свой райский уголок?

— Ты имеешь в виду тот, которого я был лишен? — шутливо спросил Леандро, но Феба чувствовала, что это наигранное.

— Тот, который снова будет твоим, если ты этого захочешь, — мягко сказала она.

— О да, я хочу. — Леандро заставил ее пройти к трехфутовой балюстраде и оглядел ее с головы до ног таким взглядом, что Феба мгновенно вспыхнула.

— Ты обещал меня не торопить, — напомнила она, чувствуя, что ей вдруг перестало хватать воздуха.

— Ты права, — неохотно признал Леандро и немного отступил. Ей сразу стало легче дышать.

Он огляделся.

— Это место единственное, что заставляет меня сожалеть о своем происхождении, так как в прошлом я бывал здесь нечасто, хотя здесь действительно настоящий райский уголок.

Фебе вдруг снова захотелось его утешить. Она взяла его за руку и пожала ее.

— Поразительно, — сказал Леандро, — как начинаешь ценить то, в чем тебе вдруг отказали.

Феба испытывала неодолимое желание спросить, говорил ли Леандро также о ней, но он опередил ее, вернувшись к шутливому тону.

— Ты хотела, чтобы я устроил для тебя экскурсию? — Он кинул взгляд в сторону, где для них сервировали стол. — Тогда позволь я тебя сначала накормлю.

Когда Феба собиралась сесть на отодвинутый для нее стул, Леандро вдруг схватил ее за руку и усадил себе на колени. Феба поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Не двигайся, — услышала она срывающийся голос Леандро. — Если не хочешь, чтобы случилось что-нибудь непредвиденное.

— Может, мне лучше встать? — со смехом спросила Феба.

— Будет достаточно, если ты просто перестанешь ерзать, тогда никто не пострадает.

Феба все же пересела на свой стул.

— Я же собирался тебя покормить.

— Думаю, мне по силам справиться с этим самой. Но все же благодарю.

— Я в этом не сомневаюсь. Но кто оближет мои пальцы?

— Так вот почему ты изъявил желание меня покормить, — сказала Феба с улыбкой. — Я-то думала, чтобы поухаживать за мной, а на самом деле ты преследовал свои корыстные цели.

— Я готов заплатить, — кивнул Леандро.

Феба перегнулась через стол, подняла руку Леандро и облизала его палец, глядя ему прямо в глаза.

Леандро с глухим проклятьем отдернул руку. Его ноздри затрепетали.

— Ну, готовь чековую книжку, — сказала Феба.

— Нет уж. Тебе лучше стоять рядом, иначе я сам не замечу, что лишусь всего своего состояния.

— Ты мне так доверяешь? — подняла брови Феба.

— Сам удивляюсь, — кивнул Леандро и поднял серебряную крышку блюда.

Запах жареной курицы, овощей и специй витал в воздухе. Рот Фебы наполнился слюной.

— Расскажи мне о своем детстве, — попросила его Феба.

Леандро не стал уточнять вопрос, продолжая молча раскладывать еду по тарелкам.

— Хотя Кастальдиния и является моей родиной, я не проводил на этой земле больше нескольких месяцев в год с тех пор, как мне исполнилось семь лет. После смерти матери отец почти забыл о моем существовании. Меня взяла к себе в дом сестра моей мамы, которая жила в Венеции. Я пробыл у нее два года. Затем умер отец. После этого до семнадцати лет я был у своих родственников, которые жили кто где. Вряд ли меня можно назвать коренным жителем Кастальдинии.

Несколько секунд Феба просто смотрела на Леандро, пытаясь представить себя на его месте и чувствуя жалость к тому одинокому мальчику, каким он был.

— И что из этого? Главное — это твоя родина и ты лучше, чем кто бы то ни было, можешь позаботиться о будущем этой страны.

— Ты так думаешь?

— Я всегда говорю то, что думаю, забыл? — улыбнулась Феба и сказала, чтобы сменить тему: — Расскажи мне об этом месте.

— Что тебе рассказать? Дворец был построен еще до царствования короля Антонио. Во время господства Испании в начале четырнадцатого столетия дворец сильно изменился.

— Я и предположить не могла, что он такой древний!

— Он не только древний, но сравним по своей площади с королевским. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь до того, как в семнадцатом веке король Артуро объявил столицей Джавару, королевский двор размещался здесь.

— То есть ты прямой потомок короля Антонио?

— Да. Так что ты можешь снова обращаться ко мне «ваше королевское высочество».

— Это еще неизвестно, — парировала Феба.

— Ты права, — согласился Леандро. — Я чувствую, что готов скончаться с минуты на минуту от передозировки красоты и чувственности сидящей напротив меня женщины.

— Льстец, — заметила Феба, отодвигая тарелку. — Я готова отправиться на экскурсию, — объявила она и встала.

— Тогда прошу следовать за мной.

Леандро рассказывал ей об истории и архитектуре дворца как человек, безумно влюбленный в это место. Феба слушала его, не перебивая, чувствуя, как с каждой минутой ей передается его любовь и гордость.

Затем они вместе отправились в близлежащий городок Эль-Джамид, и их сразу окружила толпа. Казалось, люди были снова счастливы видеть Леандро. Феба читала на их лицах уважение и любовь.

Только когда наступила поздняя ночь, они вернулись, наконец, во дворец.

Леандро проводил Фебу до спальни. К тому времени она уже изнемогала от желания, поэтому, когда он поднял ее на руки и прижал к массивной двери, она только судорожно отвечала на его сумасшедшие поцелуи.