Экипаж. Предельный угол атаки - Андрей Орлов

– Довольно, – пробормотал Карпатов, – хватит. Он больше не будет. Оставьте нас в покое.

Начальник тюрьмы смерил его презрительным взглядом, плюнул под ноги, крикнул что-то такое, что охрана зашлась хохотом. Обстановка разряжалась. Пока афганцы покидали двор, Карпатов так и стоял, уткнувшись в землю.

Он прекрасно знал, что происходит. С одной стороны, его презирали тюремщики, с другой, экипаж старательно отводил глаза, люди недоуменно перешептывались. Двор пустел. Махмуд ушел последним, навесил замок на новую щеколду.

Серега перевернулся на спину, с трудом сел. Кровь сочилась со лба, вытекала из разбитой губы, из ссадины на скуле. Правый глаз живописно заплывал. Но Серега улыбался – дескать, русские не умирают и не сдаются.

Карпатов подал ему руку.

– Поднимайся, герой.

Но Серега проигнорировал помощь, поднялся сам.

– Кто тебе сказал, что я больше не буду? – прошепелявил он, смерил командира независимым взглядом и, держась за ребра, поволокся в дом.

Карпатов остался один посреди двора и тоскливо смотрел ему вслед.

Когда он вернулся, никто не спал. Пилоты зализывали раны, обменивались впечатлениями. Горела тусклая лампочка посреди потолка. В целом обошлось – все были живы, ничего фатального. Вакуленко с трагической миной бинтовал запястье. Больше всего досталось Сереге, но он храбрился, уже умылся после вторичного избиения и теперь прикладывал к синякам бутылку с водой, одновременно отлепляя от штанов колючки.

– Дай посмотреть, – лез к нему Витька. – Ну, дай, ничего я тебе не сделаю. Вот тут пластырь надо, вот тут зеленку, а вместо глаза вообще лучше черную повязку.

– Отвали! – Серега оттолкнул Витьку. – Без тебя тошнит. В морду дать?

– А чего сразу в морду? – обиделся Витька. – Это я, что ли, виноват? Чуркам спасибо скажи, отдубасили тебя за милую душу.

– Нет уж, – пробормотал Серега, когда на пол улеглась тень командира, и поднял голову.

Глаза у него были злые, колючие.

– Это нашему командиру спасибо. За все спасибо. Низкий поклон ему до самой земли. Приказали ему садиться – пожалуйста. Нам не трудно. Чего еще изволите? Задницы полизать? С превеликим удовольствием, мы не гордые. А нас он спросил?! – Серега дернулся, поморщился от боли. – Ну, конечно, кто мы для него? Никто. А потом – ах, помогите, товарищ консул! А что мы везем, ты знал, командир? Вот лично я не знал. Так что спасибо, дорогой товарищ Карпатов. От всех нас. И от меня лично. Молчишь, командир?

Карпатов только смерил Серегу долгим взглядом и отправился на место, чинить лежанку, разбитую талибами. Но дорогу ему заступил Вакуленко. У бортинженера тряслась губа, с лица не сходила бледность.

– Нет, погоди, Владимир Иванович! – Вакуленко был на грани истерики, говорил чисто по-русски. – Вот ты, командир, скажи, сколько нам тут еще сидеть и терпеть все это? Я тебя по-русски спрашиваю – день, два, неделю, месяц? Ты о чем думал, когда самолет сажал? Ты экипаж спрашивал? У меня у дочки свадьба, ты подумал? А я тут сижу побитый по твоей милости! – Он сорвался на крик. – Да мы тут с голоду подохнем, даже если не будем нарываться! Ты-то, конечно, не подохнешь – ты же свои бабки не тратил! Спрятал подальше, а потом будешь жрать под одеялом! Я таких, как ты, знаю! Только себе, только себе! На людей начхать! Сука ты, Карпатов!

Хохол явно разгорячился. Карпатов отступил, чтобы Вакуленко не забрызгал его слюной, но тот наседал, уже норовил заехать ему по челюсти. Командир экипажа тыльной стороной ладони дал ему пощечину, словно отмахивался от надоевшей мошкары.

Вакуленко взвыл, прыгнул на Карпатова. Они стали бороться, поднимая ногами пыль. Вернее сказать, боролся хохол, а Карпатов его держал, чтобы тот не увлекался. Командир экипажа мог одним несильным ударом отправить Вакуленко в нокаут, а то и в могилу, если бы врезал чуть покрепче.

Глотов схватил Вакуленко за шиворот, оттащил, но тот вырвался, засветил спасителю локтем по глазу, бросился на командира и неловко, по касательной, мазнул его кулаком по лицу. Он размахнулся, чтобы повторить удар, но Карпатов просто выставил руку, и Вакуленко самостоятельно налетел на кулак. Хохол отпрыгнул, схватился за стену, заскулил.

– Ребята, а может, поживем дружно? Чего нам собачиться? – неуверенно предложил Витька.

– Молодец против овец, – заявил Серега, одарив командира очередным неласковым взглядом.

Карпатов, ни слова не говоря, ушел в свой угол.

– Так не он же первый начал… – пискнул в его защиту Витька, но тут же осекся.

Узники отмечали зарубками каждый день. Менялась охрана. Вместо злых пуштунов появлялись ленивые узбеки, потом приходили пучеглазые друзья каменистых степей, вооруженные берданками и почему-то гранатометами «Муха». Здесь были раскосые хазарейцы, светловолосые и большеглазые нуристанцы – выходцы с востока, произошедшие, по одной из гипотез, от воинов Александра Македонского.

Кормежка становилась хуже, лепешки делались жестче, рис зловоннее. Все чаще налетали свирепые ветры, поднимая над городком столбы пыли. Иногда их порывы приносили из-за горизонта отзвуки разрывов. С каждым днем они делались звучнее, иной раз ударяло так, что вздрагивала земля, и охрана за забором кричала что-то непонятное. Пилоты догадывались, что законное правительство Афганистана решило вытеснить талибов из Кандагара и вело ожесточенные атаки по всем фронтам.

Любопытные узбеки толпились вокруг Витьки. Он сидел на коленях посреди двора и тасовал три карты. Талибы пугливо посматривали на калитку, вновь таращились на Витьку. Вдалеке раздавались взрывы. При каждом раскате молодой охранник, стоящий позади всех прочих зрителей, нервно вздрагивал и озирался.

– Смотрим внимательно! – тоном уличного зазывалы объявлял Витька. – Выигрываем обязательно! Ну, господа, где валет?

Охранник с закрученной овечьей бородой, которую в волнении наматывал на палец, ткнул в карту. Но тут скрипнула калитка, талибы отпрянули от Витьки, разбрелись кто куда, стали делать вид, что несут нелегкую службу.

Во двор вошел переводчик в стеганой жилетке, сверкающей свежими заплатами.

– Ассалам алейкум, Витя. – Миша любезно раскланялся.

– Ага, – сказал Витька. – Типа привет. – Он повертел головой по сторонам и спросил: – А чего это они разбежались?

– Карты нельзя, – вкрадчиво произнес переводчик. – Коран запрещает. За карты – расстрел на месте.

– Да иди ты!.. – Витька поперхнулся, сунул карты в карман. – Мы же не на деньги. Так, фокусы…

– Да ты не бойся, покажи. – Миша воровато покосился по сторонам. – Ну, хоть один фокус покажи. Я не буду – как это?.. – стукать.

Сломанный приемник, любовно собранный Витькой из осколков и перетянутый крест-накрест скотчем, стоял напротив стены, испещренной днями-полосками. Два ряда, штук по восемь в каждой.