Тайны Темплтона - Лорен Грофф

Потом сердце заколотилось, часто-часто, до дурноты. Я почувствовала себя цыпленком из детской сказки, который ходил и у всех спрашивал — у коровы, собаки, самолета: «Ты не моя мама?» Меня стошнило в канаву, и я поднялась, все еще чувствуя муть.

Проходила я сейчас возле начальной школы, смешного кирпичного зданьица, точь-в-точь как из конструктора «Лего». Отсюда я могла бы пробежаться по Ореховой, потом по Каштановой, свернуть на Главную и забрать свою машину, припаркованную у почты напротив Музея бейсбола. Я загнала бы машину домой — как-никак в ней все мое барахло — и торчала бы у мамочки дома, пока Комочек не вышел на свет или пока не позвонил бы Праймус Дуайер, а до тех пор, клянусь, я бы не вылезла из дому. Я стала бы ждать, когда Праймус Дуайер позвонит, потому что без него я не могла принять никакого решения относительно своего состояния и потому что сама я позвонить ему не могла. О том, что будет, если он не позвонит мне, я старалась не думать.

Но отогнать машину домой и при этом не встретить кого-нибудь из знакомых мне вряд ли бы удалось — это было проверено. В мой прошлый приезд в Темплтон два года назад, подъехав к супермаркету купить для Ви что-то из бакалеи, я наткнулась на свою бывшую одноклассницу. Она таращилась на витрину, начисто забыв о своих жутких пучеглазых сопливых детишках, возившихся у машины. Вдруг эта Чери обернулась и увидела меня, после чего мне минут пять, не меньше, пришлось сносить настоящую пытку — Чери накинулась на меня, словно я была ее лучшей подругой, трещала без умолку, совала мне в нос своих деток и все звала как-нибудь выпить вместе пивка. В магазин я тогда так и не попала — просто забыла, зачем пришла, когда уносила оттуда ноги. Долго еще колесила по городу, старательно объезжая тот супермаркет — боялась снова наткнуться на Чери, увидеть ее стеклянные глаза и детишек, пожирающих кукурузные хлопья. Еще тогда, стоя рядом с ней и глядя ей в лицо, я почему-то представляла ее в постели — мне прямо отчетливо виделось, как она пыхтит, постанывает и потеет, стругая очередных жутких детишек. Просто есть люди — только посмотришь на них и сразу почему-то представляешь себе, как они трахаются.

В общем, в то утро я юркнула на Главную. Именно юркнула — нервно, украдкой. Из пекарни «Шнейдера» несло на всю улицу старым добрым ароматом свежего хлеба, навевавшим воспоминания. Рядышком, в бывшем мебельном, некогда принадлежавшем родителям рок-звезды и похожем на кукольный домик, теперь был магазин бейсбольных карт. За ним кондитерский, где продавались мои любимые карамельки. За ним магазинчик, торговавший бейсболками, где я подрабатывала каждое лето. До сих пор не вылетели из головы названия бейсбольных лиг: «Луисвилль бэте», «Толедо мад хенс», «Монтгомери Бисквите», «Талса дриллерс», «Батавия макдогз», «Лэнсинглагнатс». Я все шла, а улицы по-прежнему были пустынны — ни одной машины. Потом был парк, где зимой стоял домик Санты, а летом собирались школьнички-наркоманы. Потом аптека Маджа. Потом улица Пионеров прерии, старинное здание кузни и не менее старинный паб под названием «Храбрый драгун». За книжным и магазином «Друперс» — громадный Музей бейсбола, где у входа уже толпились желающие поглазеть на мячи и биты. Словом, все для туристов.

А ведь раньше все было иначе. Раньше жителей Темплтона не очень-то волновали туристы, они были частью нашей жизни, насущной, но не столь важной, как сейчас. Но после того как в 1918 году здесь основали больницу, все изменилось. В городе появились врачи, вместе с ними — умы и деньги. Появился загородный клуб, картинные галереи и даже свои миллионеры — посол, железнодорожный магнат, богатая красавица, взявшаяся за озеленение города, Фолкнеры со своим пивным состоянием, не говоря о моих предках по обеим линиям (впоследствии потерявшим все). Ступеньки пониже на социальной лестнице занимали больничные администраторы, адвокаты, библиотекари; еще ниже — фермеры, чья продукция постепенно утрачивала свою значимость; ниже фермеров — разношерстый люд, набивавшийся в паб «Храбрый драгун» по выходным. Когда в 1986 году открылась опера, в город хлынула сытая публика на «мерседесах», одевавшаяся от-кутюр, но даже им в конечном счете пришлось перебраться на другой берег озера, в Спрингфилд. Потом на старом пастбище Хартвикской семинарии на юге города открыли еще один парк. Мы тогда и не думали, что горстка команд детской бейсбольной лиги сможет так попортить топографию города. Откуда нам было знать, что вместе с детишками сюда нахлынут и их родители, полчища ожиревших горластых, вечно жующих людей, которым понадобятся рестораны, магазины, отели и мини-поля для гольфа. Откуда нам было знать, что этот парк в течение всего лета будет еженедельно принимать аж по восемь команд детской лиги, то есть по тысяче двести орущих детишек в неделю, плюс еще примерно шестьсот их кошмарных родителей. Размещались они близ Хартвикской семинарии — это в трех милях к югу от Темплтона, — но их присутствие в городе изменило его до неузнаваемости. Магазин рукоделия, магазины «Игрушки», «Все для участка и дома» обслуживали только эти бейсбольные орды. Куда ни ткнись, везде продажа сувениров. И везде туристы, от которых просто негде укрыться.

И вот там, в толчее, уже образовавшейся перед почтой, стояла моя несчастная машинка, доверху набитая шмотьем и книгами и просевшая до самой земли. Хуже того, к ней мостился эвакуатор.

Я припустила быстрее, радуясь, что оставила ключи зажигания в автомобиле. В Темплтоне даже на самой людной Главной улице было принято оставлять ключи в машине — одни делали это из стадного чувства, другие из благородных принципов. Я плюхнулась на сиденье и начала выруливать на соседнюю улицу. Из эвакуатора вылез мужик и зашагал ко мне. Высокий, с уже трясущимся брюшком, в тренировочном костюме, он чесал ко мне вразвалочку и радостно улыбался.

— Что, неужели так и не хочешь вытащить ко мне свою задницу? — крикнул он, приближаясь.

Я высунулась в окошко и сообщила:

— Нет, сэр. Я здесь просто разворачиваюсь, чтобы попасть в парк. А задницу свою вытащу где-нибудь еще. Вы не против?

Он наклонился к окошку, и тогда я узнала — Зики Фельчер. Бог мой!

— Ба-а! Да кто это у нас тут? Уж не мисс ли Королева девяносто первого года?

Словечко это даже сейчас меня чуточку покоробило, ведь менее подходящей кандидатуры на роль королевы красоты найти было трудно, потому что я была хоть и симпатичной, но далеко не красавицей. Высокая, стройная — да, но всего лишь симпатичная, к тому же тогда я чуралась всех этих конкурсов и всей душой презирала их. И все же, когда я стояла в тот день на грязном футбольном поле, увенчанная короной, мое лицемерное сердечко глухо колотилось от счастья.

Пару мне тогда составил Зики Фельчер, которого выбрали королем.

— Фельчер, ты?

— А кто, по-твоему? Давай вылезай, обнимемся!

Так на углу улиц Главной и Красивой я оказалась в объятиях пузатого мужика, в чью сторону старалась даже не смотреть в старших классах. Тогда это был атлетичный красавчик, зеленоглазый кудрявый блондин, известный непревзойденным талантом пудрить девкам мозги. А я в те времена от таких испорченных типов старалась держаться подальше.

— Черт!.. — воскликнул он, выпуская меня из объятий и ощупывая мою стриженую башку. — Ну и причесочка, мне нравится. А здесь ты что делаешь?