Илиада - Гомер

Вот из-за этого ты и явилася с кознями в мыслях.

Шла бы к Парису сама! От путей отрекися бессмертных,

Больше ногой никогда не касайся вершин олимпийских,

Оберегай его вечно, терпи от него, и в награду

Будешь женою ему или даже наложницей только!

Я же к нему не пойду. И позорно совместное ложе

Мне для спанья оправлять. Надо мной все троянские жены

Будут смеяться. Довольно и так мне для сердца страданий».

Вспыхнувши гневом, ответила ей Афродита богиня:

«Дерзкая, смолкни! Меня не серди или я тебя брошу,

Возненавижу с такою же силой, как прежде любила;

Лютую злобу к тебе разожгу и у тех, и у этих,

В ратях троян и данайцев, и злою ты смертью погибнешь!»

Так ей сказала. Елена, Зевсова дочь, испугалась

И, серебристо-блестящим одевшись покровом, в молчаньи,

Скрытно от женщин троянских, пошла; божество перед нею.

Вскоре пришли они обе к прекрасному дому Париса.

Быстро опять за работу взялися служанки. Она же

В спальню высокую молча вступила — богиня средь женщин.

Стул тут взяла Афродита улыбколюбивая в руки,

Перенесла и, — богиня! — поставила близ Александра.

Дочь Эгиоха-Зевеса Елена на стул тот уселась

И, отвративши глаза, упрекала супруга словами:

«С боя пришел ты? О, лучше бы, если бы там и погиб ты,

Мужем сраженный могучим, что был мне когда-то супругом!

Прежде не сам ли ты хвастал, что силой, копьем и рукою

Ты превосходишь царя Менелая, любимца Ареса?

Что ж, возвращайся обратно! Иди, вызывай Менелая

Снова сойтись в поединке. Но, впрочем, советую лучше

Повоздержаться, и впредь с Менелаем, любимцем Ареса,

Не воевать безрассудно войною и боем не биться,

Иначе быстро тебя укротит его крепкая пика!»

И, отвечая Елене, такие слова он промолвил:

«Не отягчай мне, жена, оскорбленьями тяжкими душу!

Нынче меня победил Менелай при поддержке Афины,

Завтра же я его: есть и у нас покровители боги!

Ну, а теперь мы с тобой на постели любви предадимся!

Страстью такой у меня никогда еще ум не мутился,

Даже тогда как впервые на быстрых судах мореходных

Лакедемон мы прелестный покинули и на скалистом

Острове соединились с тобою любовью и ложем.

Нет, и в то время со страстью такою тебя не любил я!»

Так он сказал и к постели пошел, а за ним и супруга.

Рядом друг с другом они улеглись на кровати сверленой.[29]

Сын же Атрея метался по толпам, как зверь разъяренный,

Взоры бросая кругом, не увидит ли где Александра.

Но ни единый из храбрых троян иль союзников славных

Мощному сыну Атрея не мог указать Александра.

Прятать из дружбы никто бы не стал его, если б увидел:

Всем одинаково был он, как черная смерть, ненавистен.

К ним обратился тогда повелитель мужей Агамемнон:

«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!

Видимо всем торжество Менелая, любимца Ареса.

Вы аргивянку Елену с богатством ее увезенным

Выдайте нам, заплатите и пеню, какую прилично, —

Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась».

«Дружно одобрили слово его остальные ахейцы.

Боги в чертоге с полом золотым возле Зевса сидели

И меж собой совещанье держали. Владычица Геба

Нектар богам разливала. Они золотыми друг другу

Кубками честь воздавали, на город троянцев взирая.

Вдруг задеть захотелось Зевесу державному Геру

Речью язвительной. Так он супруге сказал, насмехаясь:

«Две тут заступницы есть средь богинь за царя Менелая:

Гера аргивская вместе с Алалкоменидой Афиной.[30]

Обе однако сидят себе здесь, наблюдают и тешат

Души свои. С Афродитой улыбколюбивой — иначе:

Вечно она при Парисе, от смерти его охраняет;

Вот и сегодня: спасла, когда умереть он уж думал.

Но ведь победа-то все ж за царем Менелаем осталась.

Следует нам обсудить, как дела эти дальше направить:

Снова ли злую войну возбудить и ужасную сечу,

Иль меж обеих сторон заключить соглашенье и дружбу?

Если покажется мысль моя всем вам приятной и милой,

Пусть государство владыки Приама останется целым,

Царь Менелай же домой возвратится с аргивской Еленой».

Так он сказал. Негодуя, вздыхали Афина и Гера.

Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.

Слушала молча Афина, ни слова в ответ не сказала;

Лютою злобой она волновалася в гневе на Зевса.

Гера же, гнева в груди не вместивши, сказала Крониду:

«Что за слова, жесточайший Кронид, ты ко мне обращаешь!

Как же ты можешь желать неоконченным сделать и тщетным

Труд мой и пот мой, каким я потела в трудах? Истомила

Я и коней, на Приама с детьми собирая ахейцев.

Действуй; но прочие боги тебя тут не все одобряют».

С гневом великим ответил ей Зевс, облаков собиратель:

«Странная ты! Ну, какое Приам и Приамовы дети

Зло причиняют тебе, что о том ты и думаешь только,

Как бы сгубить Илион, прекрасно построенный город!

Если бы, вторгшись в ворота и стены высокие Трои,

Ты бы живьем пожрала и Приама с детьми, и троянцев

Всех остальных, — лишь тогда бы ты злобу свою исцелила!

Делай, как хочешь. Не стоит, чтоб этот раздор между нами

В будущем создал большую вражду между мной и тобою.

Слово иное скажу я, и в сердце обдумай то слово:

Если и я пожелаю какой-нибудь город разрушить, —

Город, в котором мужи обитают, тебе дорогие, —

И моего не задерживай гнева, а дай мне свободу;

Так и тебе ее дать я согласен, в душе несогласный.

Меж городами людей, на земле беспредельной живущих,

Сколько на свете ни есть их под солнцем и звездами неба,